Скоро будуарный язык со всей своею пестротою переселится на сцену!
Царь! Бог да сохранит тебя на многи лета,
Но смерть еврей близка, без скорого завета…
А я протираю глаза, перебираю все двусмысленные глаголы, но никак не нахожу смысла. Наконец прибегаю к Расину. У него сказано: je t'entends.[10] Поэтому внимать и внушать все равно? Благодарим за новую грамматику. Однако ж, покуда оной не выучимся, я буду говорить: je n'entends pas.[11]
В заключение следует строфа, которая, яко образцовое произведение, была на славу помещена в журналах. Оную поет одна израильтянка, начиная так:
Я зрел: враг божий вознесенный
Горе возрос из дольних недр и проч.
После всего сказанного, когда женское лицо может говорить: я зрел, я протек и проч. в лучшей строфе, что должно заключить о прочих? Впрочем, если вкус, грамматика и смысл подлинника суть безделки, как полагают многие, то перевод «Эсфири», сходный с оригиналом только числом стихов, может почесться весьма хорошим. Не обязавшись перепечатывать «Эсфирь» снова, оканчиваю замечания сии, хотя они могли б быть бесконечны. Особы, желающие увериться в истине их, могут получить подлинник перевода «Эсфири» у театральных дверей за сходную цену, с полною коллекциею его красот и недостатков.
1819. «Сын отечества», No 3, стр. 107—124.