После школы Сергей каждый день возвращался к Титовым. К Есениным приходил только ночевать.
В начале весны в Константиново заехал отец.
В деревне на него смотрели косо: он не пил и с местными мужиками не очень общался. Тогда, наверное, Сергей с удивлением обратил внимание, что отец читает книги: никто из мужиков этого не делал.
Сергей и сам в то время уже понемногу брал книжки в училище из большого шкафа, бывшего своеобразной библиотекой: попечитель школы, местный барин Кулаков, пожертвовал на них 35 рублей 22 копейки.
Но с отцом никаких разговоров о литературе они не вели ни тогда, ни потом.
В тот приезд мужа Татьяна снова забеременела; девочку, родившуюся в конце года, назовут Катей.
Ни примирение, ни старания бабки Груши обращаться со снохой побережнее, ни беременность натянутых отношений между супругами не изменили. Они снова ругались и в этот приезд Александра, и во все другие.
Своеобразное уличное взросление Сергея Есенина объясняется во многом именно этим: находиться в доме ему не хотелось, и он норовил не появляться там вовсе.
Зимой или ранней весной таких возможностей было меньше, а летом — пожалуйста.
Чем занимался? Ходил с мальчишками чистить луга всё тому же Кулакову — платили за это по 15 копеек. Константиновские ровесники вспоминали потом, что их «нужда гнала», а Есенин просто так ходил, чтобы дома не сидеть; вроде как денег, присылаемых отцом из Москвы, вполне хватало на хлеб, быт, одёжку (что, вообще говоря, сомнительно: бабушка Аграфена каждый год обращалась за ссудой).
«Иногда, — вспоминают о Есенине, — он не приходил домой по неделе, живя с мужиками в шалашах».
Другой характерный для молодого Сергея случай, произошедший на рыбалке, рассказал односельчанин Мамонов: «…спускаясь с горы… увидели: невдалеке от берега маячат соломенные плоты деда Ионы Данилина… тогда Сергей и говорит мне: „Знаешь что, Андрюха! Давай-ка мы освободим плоты деда Иона от рыбы, нам будет хорошо и деду не нужно зря трудиться!“». Так и сделали — подплыли и начали извлекать из сетей улов, пряча за пазуху. Тут и дед Иона появился. Пришлось оставить удочки и плыть в другую сторону.
В школе Есенин поначалу учился хорошо. Оказался головастым. Уже со второго класса учитель поручал ему проверять, кто из учеников не выполнил уроков.
Крёстным родившейся 22 ноября 1905 года Кати стал десятилетний Сергей — такое допускалось, но в данном случае так поступили скорее всего потому, что рядом не нашлось никого, чтобы позвать в крёстные, — Татьяна осталась совсем одна.
Свой расчёт был и у бабки Аграфены: она-то отлично знала, что ухаживать за сестрой придётся теперь Сергею. А кому же ещё? На ней двор, да и стара она; у матери свои дела, отца нет; так что будет девке братик вторым отцом, заодно и сам повзрослеет.
На привыкшего к вольности Сергея всё это подействовало, конечно же, тягостно: вместо того чтобы по деревне бродить, подбирать, что плохо лежит, и кулачные бои устраивать, ему надо было менять пелёнки и укачивать горластую детку.
Мать непрестанно пребывала в дурном настроении.
Едва дочка стала подрастать, Татьяна при любой возможности покидала дом. Куда-то ходила, по неведомым делам.
* * *
Дед же сказал: будь как Стенька Разин. Да пожалуйста! По России шли восстания, в Москве строили баррикады — и в Константинове тоже знали, что там на улицах стреляют, а рабочие насмерть бьются с жандармами и казаками, — связи с Первопрестольной установились давно и прочно.
Односельчанин Андрей Мамонов: «В период революции 1905 года в наше село приехали из Москвы односельчане, работавшие на фабриках и заводах. В их числе был внук деда Якова Горбунова — Володя. Он принимал активное участие в рабочих восстаниях, за что был избит полицейскими. Вот он-то и собирал нас, мальчишек, по закоулкам, рассказывая о забастовщиках, о борьбе бедняков с богатыми, и научил нас петь революционные песни…»
Три характерных для подростка Есенина случая.
Однажды по деревне проезжала карета, в которой сидела настоящая княгиня — кузьминская помещица. На кучере были цилиндр и ливрея. Пацанва, разинув рты, смотрела на это великолепие, как вдруг в кучера полетел крепко слепленный ком грязи — и сшиб цилиндр. Униженный кучер спрыгнул и попытался ухватить бросавшего, но запутался в ливрее и упал. Ком бросил, естественно, Сергей.
