— Ох, — вздохнула она эхом старушке, и приложила руку к груди там, где у людей было сердце. Оно болело и билось, ей показалось, что билось, она слышала стук под своими пальцами. А глаза стало резать, словно в них попали осколки. Призвав мир и покой своего дома в свидетели, Икатан взяла себя в руки, еще раз бросила прощальный взгляд на наступающую осень и стала растворяться в воздухе, возвращаясь обратно.
2
Синглаф ходил из стороны в сторону, свет снопами вырывался из его тела, ослепляя глаза. Но Икатан никогда их не отводила и не закрывала, зная, что смотреть могут только достойные. И пусть она пока не была лучшей из них, но не хотела отказываться от надежды стать таковой однажды. Только вот никогда прежде она еще не видела наставника в таком настроении. Если бы он был обычным человеком, она бы решила, что он нервничает.
— Я не могу отправить больше никого, — наконец, произнес он. — Это их погубит, понимаешь? Не оттого, что они не хотят, но для них это хуже пытки, хуже… — он замолчал, подбирая слова.
— О чем ты говоришь, Синглаф? — Ее глаза спокойно изучали его лицо, радуясь тому, что они снова были рядом, вместе, наедине и дома. Этого сочетания было достаточно для того, чтобы она забыла обо всех своих сомнениях и печалях. Синглаф действовал на нее, как она на людей там, на земле.
— Я говорю о повелении, которое нужно исполнить.
— Конечно, я исполню, — отозвалась она с улыбкой, не понимая причин его столь тяжких сомнений и колебаний. — Мне хорошо на земле, и вовсе не в тягость.
— Я говорю не о земле, — его глаза будто стали еще темнее, и он нахмурился. — Я не знаю, почему это не могут сделать другие. Те, кто ближе, — от этих слов он содрогнулся. — Но такова Его воля, — закончил он, и обычно эти слова означали непреложное.
— Если не на земле, то где? — Икатан смотрела на него с недоумением, но без страха, как ребенок, доверяющий своему родителю.
— Как же тяжко, — простонал Синглаф.
И на этот раз Икатан больше ничего не спросила, потому что никогда раньше не слышала от него подобных слов.
— Под землей, — ответил он, — нужно сойти под землю.
— Но как, ведь даже проявляясь на земле, мы должны использовать человеческие грехи, как якорь, чтобы находиться там всего лишь минуты? — поразилась Икатан.
— Ты недооцениваешь этот якорь, — вздохнул он. — Но ты права, никто из нас не смог бы опуститься так низко без черного груза.
— Черного груза? — Икатан смотрела на него, не понимая.
Синглаф кивнул на углубление в белом полу, в котором покоился черный предмет. Он словно продавливал белую материю, стремясь опуститься ниже. Окружающая белизна и чернота предмета будто исключали друг друга: одно отрицало существование другого.
— Что это? — потрясенно спросила Икатан. Пока она смотрела на него, ей казалось, что углубление становится все больше и больше, и лишь вспышка света, метнувшаяся от Синглафа, вновь сократила выемку.
— Это то, что позволит тебе опуститься глубже, чем обычно.
— Но как я вернусь? — Икатан смотрела на него с ужасом, невольным, безотчетным, даже не понимая, что именно в этом предмете так ее пугало или внушало отвращение.
— Ты выпустишь его из рук. — Ответил он.
— Мне нужно взять его в руки? — Глаза ее расширились, когда она посмотрела на Синглафа.
— Да, — кивнул он и отвел взгляд. — Я бы никогда никого не попросил об этом, никогда, но такова Его воля. — Снова, как заклинание, повторил он. — Может, потому, что ты молода, в тебе все еще сохраняется способность понимать людей, понимать тех, кто ниже. Может, потому что таков твой дар. — Он словно пытался найти оправдание своему решению, а Икатан больше не могла смотреть ни на что другое, кроме груза зла, как она его тут же окрестила.
— Но что это? Как он создан? — пробормотала она, с трудом представляя, как заставит себя коснуться его. Продавит ли он ей руку, как сейчас продавливал пол? Оставит ли черную уродливую дыру на ее ладони?
— Икатан, — Синглаф подошел вплотную к ней. — Не бойся, я исцелю тебя. Если потребуется, я подыму всех братьев, чтобы помочь тебе. — Его серые глаза смотрели искренне, с невыразимой теплотой. Она не сомневалась: он так и поступит. Он любил ее, быть может, даже немного более чем дозволено. И от этого ей еще меньше хотелось покидать его.
