– …Все-таки, Барон, ты не принесешь мне газеты? Не беспокойся обо мне. Я выберусь отсюда как можно скорее и буду в гостиничной постели. Но ты всеми правдами и неправдами попробуй заполучить увольнительную в своей организации, если сможешь, конечно. Такая чертова куча дел, и мне необходим надежный помощник.
Чуть позже, в тот же день, исполнительный офицер нашего фильма дал мне обещание. Джок Лоренс из Голливуда был офицером по связям с общественностью. Он перевел меня на независимую службу, так что я мог быть ординарцем Эрнеста, пока он не поправится. Джок Лоренс был внимательным к людям, а также великодушным и полезным всем, кто занимался здесь подготовкой новостей для прессы.
В то утро в Лондоне никто не мог представить себе, что будет напечатано в дневных новостях. В британском официальном заявлении сообщалось, что Эрнест Хемингуэй был убит в Лондоне при загадочных обстоятельствах. При всей военной цензуре того времени, работающей на полную мощность, ошибку, которую можно было исправить в течение минуты в мирное время, в мае 1944 года исправляли весь день. А пока сотрудники главных газет повсеместно готовили соболезнования, что было впервые за всю жизнь Эрнеста. Главные телеграфные агентства потратили некоторое время, чтобы привести в порядок сообщение. Пока это делалось, люди в отдаленных местах скорбели о потере великого оратора, который любил думать о себе самом как о неудачнике.
В Италии газета «Старс энд страйпс» напечатала статью о трагической гибели Эрнеста в ночном Лондоне. Бамби как раз служил там в качестве лейтенанта военной полиции. Как только он прочитал новости, так сразу ударился в жуткое пьянство.
На Среднем Западе наша мать узнала об этом, была шокирована, но не поверила.
– Мое сердце ничего не сказало мне прошлой ночью, значит, все это неправда, я уверена в этом. У меня есть такая способность предчувствовать, ты знаешь об этом, – сказала она мне после войны.
Мать спокойно и настойчиво утверждала своим сторонникам, что это не могло случиться. Затем пришло опровержение, подтверждающее то, что Эрнест получил только ранение головы и чувствует себя хорошо, хотя и госпитализирован.
Следующие несколько дней прошли в сплошной суматохе. Марта вернулась со Средиземноморья. Ситуация требовала полной дипломатии. Зашитая рана на голове Эрнеста чертовски болела, но он не желал обращать на это внимание. Когда Марта пришла навестить его, весь разговор пошел относительно здоровья Эрнеста. После этого последовали распоряжения доставить сообщения. Я был в роли посыльного. Мне было не по себе находиться при них, потому что я испытывал определенное чувство уважения к каждому и не мог слушать о том, что приносило лишь терзание.
При первой же возможности Эрнест покинул госпиталь и переехал в отель «Дорчестер». Он был ворчливым, как медведь с ранами на лапах. И хотя его предупреждали воздержаться от спиртного, через пять дней после аварии он налил себе виски и громко выражал свое недовольство, когда обслуга отеля была слишком медлительной или я очень долго выполнял его поручения. Он постоянно читал газеты, не придавая особого значения хитросплетению новостей.
Прошла всего неделя после катастрофы, но, когда я зашел утром в номер Эрнеста, он был одет и делал физические упражнения.
– Как твоя голова?
– Все в порядке, братишка. Я просто весь пульсирую. Ты можешь прослушать мой пульс прямо с того места, где стоишь… Пойдем-ка прогуляемся.
Никто на этом свете не мог отговорить Эрнеста от какой-либо его затеи. Он либо пытался осуществить намеченное, либо сам отказывался от этого. Именно так, через друзей, он несколько раз добился разрешения вылететь на бомбардировщике «москито» для уничтожения «возможных целей» в оккупированной Франции.
Свой первый полет он совершил лишь спустя десять дней после аварии. Когда он сказал мне, что необходимо для этого подготовить, я, как младший брат, пытался сделать все возможное, чтобы угомонить его. Я пытался убедить его в том, что резкие перепады высоты могут вызвать кровотечение, и, как сын врача, он должен подождать, пока не снимут швы.
