Эрнест пешком пробрался в Лериду. Этот город на одну треть был оккупирован фашистами. Эрнест описывал свои ощущения и тех, кто шел рядом с ним под пулеметным огнем врага. У города было важное стратегическое расположение. Он контролировал дороги, ведущие в Каталонию, и правительственные войска вели оборону, удерживая большую его часть. Они надеялись, что дожди повысят уровень воды в реке Сегре и это защитит город от атак бронетехники.
Спустя неделю Эрнест побывал в Кастеллоне. Он увидел замечательные подземные сооружения, возведенные городскими жителями для укрытия от атак итальянских бомбардировщиков. За день до его приезда на город упало около четырехсот крупных бомб, но погибло всего три человека. Затем он снова побывал в Аликанте и Валенсии и был поражен обилием продуктов и доступностью цен, ведь поесть можно было всего за тридцать центов. Корабли со всего мира наводняли порты этих городов.
10 мая в Мадриде Эрнест составил свое последнее сообщение о военных событиях. Ему было очень приятно встречаться со своими старыми друзьями в столице, а также отметить для себя отличные оборонительные позиции, воздвигнутые после месяцев крайне затруднительного положения на этом участке фронта. Моральный дух правительственных войск, офицеров, саперов и населения был по-прежнему высок. Казалось, что им более по душе вести свою собственную войну, нежели объединяться с защитниками других городов региона. Ситуация с продовольствием некоторое время оставалась критической. Зато было в избытке боеприпасов, чтобы выдержать дальнейшую осаду. И хотя дипломаты в то время были уверены в том, что война прекратится через месяц или около того, Эрнест склонялся к мысли о ее продолжении еще по крайней мере в течение года. Развитие событий доказало верность его предположений.
До отлета из Испании Эрнест первым делом просмотрел все свои вещи и уничтожил многие из своих документов и записей, как личных, так и служебных.
– Я насобирал столько всякой информации, а некоторую с невероятным трудом. Так что если бы наш самолет заставили приземлиться на территории противника, я бы стал очень лакомым кусочком для военной разведки, – объяснил он мне позже, – а уничтожать свои записи для меня было как ножом по сердцу.
Покинув Испанию, Эрнест и Марта, которые снова повстречались в этой стране, направились в Париж и перед отправкой в Нью-Йорк провели там несколько веселых деньков, вновь насладясь прелестями гражданской жизни. В Париже их познакомили с молодым человеком по имени Том Беннетт, который только что вернулся из Испании. За прошедший год он был трижды ранен. Ранее Беннетт работал федеральным служащим. По своему собственному желанию он решил отправиться в Испанию посмотреть, что он может сделать для этой страны, и примкнул к батальону Линкольна в самом начале войны. Он уже бывал раньше в Европе, встречался с Сомерсетом Моэмом и почти десять лет не терял надежды познакомиться с Эрнестом. По его словам, он получил более серьезную рану, чем от пуль, когда в госпитале сосед по палате сказал ему:
– Тебе бы здесь появиться еще вчера. Здесь был Эрнест Хемингуэй.
Когда они все-таки встретились в парижском книжном магазине «Брентано», Эрнест произнес:
– Послушай меня, сынок, тебе лучше бы вернуться домой. Ты на мели?
Том, одетый в плохо сидящую на нем униформу, кивнул.
– Тогда вот что. Ступай в магазин за углом и купи что-нибудь из одежды, – Эрнест протянул ему деньги, – а послезавтра встретишь меня здесь в три часа дня. Ты отправишься домой вместе с нами. У тебя есть где остановиться?
Том ответил, что впервые за последние месяцы почувствовал тепло в душе. Через два дня он пришел заранее, подождал полчаса и сильно разволновался, когда увидел Эрнеста и Марту. Эрнест махнул ему рукой:
– Нас ждет такси. Захвати свои вещи. Ты не против поехать туристическим классом? Отлично. Ты можешь приходить в наши каюты, когда захочешь.
Поездка домой, по воспоминаниям Тома, показалась каким-то очень приятным сном. После пережитых военных событий каждому хотелось выпить. Но когда корабль «Нормандия» приблизился к Нью-Йорку, Эрнест вдруг стал озабоченным, а потом и вовсе мрачным. В порту его заявления корреспондентам звучали подавленно. Он не стал делать никаких прогнозов, извинился и ушел.