— Понятно, — сказал Ганзориг. — Вы решили накрыть всех одновременно. Но я не представляю, как вам это удалось. Наши войска не могли пробиться к городу. Вокруг плато и на нём самом — сплошные лабиринты и ловушки.
— Войска туда не входили, — ответил генерал. — Точнее, они вошли, но уже после. В городе и окрестностях стояли два полка Треугольника. И те три десятка человек, которых мы там собрали. Поверь, это была адова работа.
Ганзориг верил.
— Что же вы сделали? — спросил он. — Ты ведь об этом хотел рассказать?
— Да, — сказал генерал. — И нет. Дело не в желании. Рассказывать о таком не слишком хочется. Это непросто, Имедей. Но я считаю, ты должен знать. На всякий случай.
Он открыл папку и выбрал файл. Ганзориг смотрел, как по улицам городка разлетаются зонды. Фильм был смонтирован из десятков записей, но тех двух минут, что он шёл, оказалось более чем достаточно.
В городке, куда Легион заманил своих врагов, не осталось никого живого. Ни военных, ни гражданских. Никому не удалось сбежать или защититься. Здесь не было колдовских боёв. Не применялось автоматическое оружие или снаряды. В домах и казармах, на улицах и во дворах лежали мертвецы — без лиц, без голов, без рук, с разорванными животами, с развороченными грудными клетками, словно по городу прошлась стая безумных тиранозавров, уничтожавшая на своём пути всё живое. И думая так, Ганзориг не был далёк от истины.
Его приятель-генерал не объяснил, кто именно добыл им победу, уничтожив всех идеологов, весь высший командный состав, финансистов, которые им платили, и тех, кто зарабатывали на этой войне. Он только показал, как это было сделано.
А теперь Ганзориг узнал, кто привёл Легион к победе.
Он представлял, как из-под земли появляются десятки свинцово-серых существ, и как в мгновение ока они сеют в городе панику, потому что взялись ниоткуда, пройдя сквозь все защитные барьеры; потому что слишком быстры для того, чтобы люди успели на них отреагировать; и потому, что неуязвимы для известного им колдовства. Они возникли во всех местах одновременно, роя свои подземные ходы в темноте и молчании, и никто не мог себе представить, что опасность была прямо у них под ногами, что живые существа способны рыть в скалах норы.
Пхуги происходили от древних рептилий, как птицы и крокодилы; их предки успешно пережили триасовое вымирание, а ко времени палеогенового завершили эволюцию, развиваясь и процветая в мире, лишённом разумных конкурентов. Свои позиции они усилили способностью заимствовать полезные гены у других особей или чужих видов, встраивая их в свой геном. Если бы их психика была подобна человеческой, у древних обезьян не было бы шанса стать теми, кем они стали в конце концов.
Но пхуги были другими. Они не создавали цивилизаций, не строили городов, не изобретали машин. Они отдали поверхность людям, не заявив на неё никаких прав, и ушли в толщу коры. Человеческие страсти их не интересовали. И всё же здесь они почему-то встали на сторону одной из воюющих сил. Ганзориг понимал: такое могло произойти только благодаря Кану, человеку, воспитанному пхугом.
Они ничем не рисковали. Их магия была иной, и незнакомые с ней люди не могли сопротивляться. Вариант был беспроигрышным. Как только Легион заручился поддержкой подземных хищников, остальное превратилось в дело техники, на которое можно было потратить три года войны.
Ганзориг мысленно видел бойню, итог которой сняли зонды. Он мог представить, как серокожие рептилии бродят среди погибших, не испытывая ни сожаления от содеянного, ни радости от убийств. Но что там делал Кан? Ганзориг не мог себе этого представить. Впрочем, если его симбиоз с одним из пхугов — правда, от человека в нём осталось немного.
Несмотря на то, что мысли Ганзорига были в прошлом, от настоящего было не уйти. Через день после того, как Саар отправила Вальтера на ту сторону, Ганзорига вызвали братья.
В аппаратной оказался и Вальтер, который, по мнению адмирала, после своего путешествия стал слишком самоуверенным.
— Полагаю, вы уже знаете, что с той стороны полным полно Соседей, — обратился к нему Франц.
