— Вы думаете, Вселенная познаваема? — спросил Франц. — Думаете, что можете понять её, если изобретёте для всех явлений умные названия? Правда в том, что мы — слепцы, бродящие вокруг слона, но у некоторых из нас чуть больше воображения. Мы всегда говорили: вы и все остальные вольны выбирать любое объяснение, отвечающее вашей интуиции, религии и опыту. Это не влияет на происходящее, пока вы не начнёте взаимодействовать со средой. А тогда вы поймёте, что есть определённые законы, которые совершенно необязательно согласуются с вашими интуициями. Когда вы, госпожа Саар, работали с пространством перехода, какая разница, что вы о нём думали? Вам нужно было разобраться в законах, и вы это сделали. Вселенная как шар — удобная модель для иллюстрации поверхности и глубины, трёхмерного пространства как одной из граней многомерной природы Мироздания. Из нашей вселенной мы действительно исчезли, нас невозможно там найти, но всё же мы до сих пор и в ней тоже, поскольку находимся в многомерной Вселенной, частным случаем которой является наш мир. Здесь нас удерживает топология многомерного пространства, его деформация и прорыв в наш мир. Когда мы уберём аномалию, деформация исчезнет, и мы окажемся на поверхности. «Эрлик» появится посреди Индийского океана на глазах у изумлённой публики, которая к тому времени уже наверняка соберётся: когда аномалия начнёт уменьшаться, для наблюдателей это будет означать, что мы достигли цели.
— Напоминаю, — добавил Джулиус, когда все поднялись. — Вы не можете обсуждать на «Эрлике» то, о чём мы здесь говорим.
— Они всё равно узнают, — сказал Юхан. — Лично я сомневаюсь, что Кан с ними справится, когда они начнут выходить.
— Когда они начнут выходить, — ответил Джулиус, — на «Эрлике» будем мы.
Близнецы вызвали их на «Грифон», и Кан предложил Ганзоригу рассказать эпизод с дверью от своего имени, если адмиралу так неприятно связывать себя с подобным поведением. Но Ганзориг отказался. Помимо лжи, которую он ненавидел, ему казалось, что братья не поверят Кану. Близнецы выслушали его так, словно Ганзориг подтвердил их собственные мысли. Впрочем, тот заметил, что у них почти всегда такой вид.
— Этой информации нет в сети, — сказал Франц после того, как Ганзориг закончил. — Катастрофа на Эрлике случилась, когда диаметр коридора между камертонами достиг семидесяти трёх сантиметров… округляя до больших величин. Произошёл всплеск энергии, мгновенный выброс, подъём температуры до трёх тысяч кельвинов, и такое же быстрое остывание. В распределении температуры была необычная асимметрия.
На экране появилось изображение. Ганзориг увидел трёхмерную модель зала с резонатором, контуры труб и камертонов, пульт управления и схематичные изображения людей. Температурные вариации напоминали метеорологическую карту: синий — холодные области, жёлтый и оранжевый — тёплые. К его удивлению, в помещении с резонатором было холодно.
Модель неторопливо вращалась вокруг своей оси, и теперь Ганзориг наблюдал, как разворачивалась во времени эта катастрофа. В одно мгновение центральная область зала стала алой; пространство вокруг неё — тёмно-оранжевым, однако ближе к стенам температура пока оставалась неизменной.
Братья остановили фильм.
— Итак, — сказал Франц. — Центр, где находятся камертоны и коридор, стал очень горячим. Трубы потекли бы, как вода, если бы выброс не занял одну миллисекунду. Температура у стен не изменилась, туда волна ещё не дошла. Смотрим дальше.
Зал продолжил вращение. Центр стремительно остывал. Волна высокой энергии, словно оболочка взорвавшейся звезды, расходилась по комнате, достигнув стен и пульта управления.
— А теперь — внимание. — Франц указал на экран.
И Ганзориг увидел.
Центр вновь начал нагреваться. На этот раз между камертонами возникла неровная амебоподобная область высокой температуры, не такая горячая, как первая, но всё же болезненно красного цвета, и, меняя свои границы, хаотично задвигалась между трубами, остывая, но так и не дойдя до уровня температуры зала, где к тому времени горели приборы и люди.
Экран погас. Близнецы развернулись к зрителям. Джулиус посмотрел на Мику.
