Он наблюдал за ними из темноты. Первой прошла Саар с каменным выражением лица. За ней — Тома в чужой одежде, в расшитом халате старухи, делавшем её похожей на архетипическую богиню. Тома сияла: счастливая, добившаяся своего. Они не видели Вальтера или не обратили на него внимания, скрывшись за поворотом.
Он спустился по лестнице в конце прохода, откуда они появились. Широкий коридор с четырьмя дверьми, мягкий ковёр на полу, обитые деревянными панелями стены и лифт в противоположном конце. Последняя дверь достаточно широкая, чтобы в неё въехала коляска с близнецами. Другие каюты его не интересовали. Могущество братьев пугало, но чем реже он их видел, тем меньше боялся. «Возможно, это они сделали её такой», думал он. Вечером он собрался с пристрастием допросить её, но не смог попасть в каюту, даже приблизиться к двери. Спустя минуту тщетных попыток до него дошло, что Тома заперта колдовством старухи. Пылая яростью, он вернулся к себе и начал рыться в корабельной сети в поисках ключа, отпирающего пространственные ловушки.
Наконец, братья дали о себе знать, и теперь Саар каждое утро уходила в аппаратную «Грифона». Кан пропустил сеанс восстановления, не откликнулся на вызов по коммуникатору, и в один из вечеров Ева вышла на его поиски, обнаружив в кают-компании.
— Нет, — сказал он. — Меня всё устраивает. Ты сама говорила, что моё здоровье в норме.
— Это если верить приборам. Стоит ли рисковать?
— Пусть всё остаётся, как есть. Я здоров. Считай, что моя животная часть компенсирует все проблемы.
— Когда я вижу твою животную часть, она обычно спит где-нибудь в коридоре или дальних закоулках.
Кан усмехнулся.
— Похоже, мне здесь больше нечем заняться. Сила не нужна, только мозги.
Ева смотрела на него с улыбкой, и ему в голову вдруг пришла мысль, поразившая своей простотой и неожиданностью: за всё это время, за все месяцы путешествия, он никогда не думал о ней как о женщине, никогда не оценивал её, не замечал ни достоинств, ни недостатков. Это показалось ему настолько странным и необычным, что слова вырвались сами собой
— Раньше… — начал он и смолк, смутившись своей неуместной откровенности. Ева вопросительно подняла брови.
— Неважно.
— Важно. Говори.
— Раньше я думал, что женщина не может быть другом мужчине. Что они не могут просто общаться. — Он замолчал.
— Это ты комплимент пытался сделать или наоборот?
— Ни то, ни другое. — По её лицу он видел, что она тоже смущена и немного напугана таким поворотом. — Ева, я знаю, что ты обо мне думаешь, и ты права. Но мне с тобой легко. В моей жизни это редкое явление.
— С Ганзоригом ты прекрасно общаешься.
— Он мужчина, и он старше.
— Понятно. — Ева вздохнула. — А я вот помню, как ты мне лицо прокусил.
— Я же говорю: ты права. Но это ничего не меняет. Я не утверждаю, что ты считаешь меня своим другом. Я говорю, что мне с тобой легко. И… — он вновь помедлил, — для этого мне не надо с тобой спать.
— То есть ты не смог бы просто общаться с Саар?
Он отрицательно покачал головой.
— Кстати, Саар тебе не говорила, что Тома под арестом? — спросила Ева просто так, чтобы уйти от смущавшей темы, и испугалась, увидев, как изменилось его лицо.
— Что она сделала?
— Не знаю. Знаю только, что Саар заперла её в каюте и теперь сама носит ей еду. Пространственная ловушка. Ни войти, ни выйти.
Оборотень внимательно смотрел на неё.
— Ты ведь в курсе, почему между нами трения? — спросил он. — Саар наверняка тебе рассказывала. — Ева молча кивнула. — Понимаешь, что это срежиссировано? Что это её игры?
— У тебя паранойя, — неосторожно сказала Ева, мгновенно смолкнув, едва увидела опасный блеск в его глазах. Он поднялся с дивана и заходил взад-вперёд. В кают-компании было холодно и неуютно — вряд ли сюда приходил кто-то ещё, кроме него. Но Ева заметила, что оборотня привлекают такие безлюдные, нежилые места, и если он не сидел в аппаратной, именно в пустых отделениях его надо было искать в первую очередь.