— Подъём, помощник, — негромко произнёс Ганзориг. Гепард поднял голову, зевнул, лениво сел, потом потянулся и прочертил когтями по полу глубокие борозды.
— А вот это лишнее, — недовольно заметил адмирал и вошёл в каюту. Кан последовал за ним.
Рассказ Вальтера его заметно разочаровал, а интерес к Соседям ослаб после увлечения туманом. Но открытие Евы и правда привело Кана в восторг.
— Это потрясающе, — сказал он, когда Ганзориг объяснил, что происходит с их восприятием в аномалии.
— Это жутко, — попытался осадить его адмирал. — После того, как капитан Ормонд себя увидел, он почти не выходит из каюты.
— Я завтра же пойду к Еве! — воскликнул Кан. — Но вы ведь не собираетесь запираться?
— Нет. Всё равно меня никто таким не видит.
— Интересно, этот эффект распространяется на вещи? — пустился рассуждать Кан. — Что если «Грифон» выглядит теперь, как «Летучий Голландец» — разодранные паруса, гнилые доски, мёртвые чайки на палубе, пробоины в трюме, экипаж мертвецов… Если есть фотографии корабля до входа в аномалию, было бы здорово их сравнить.
Такой энтузиазм слегка поднял настроение адмирала, хотя перед глазами всё ещё стояло его отражение, которое он надеялся как можно скорее забыть.
Саар скучала без него и злилась на себя за это. Твёрдо решив общаться с Каном только по делу, она выдержала всего две ночи и на третью, смирившись и ругая себя за слабоволие, отправилась на «Эрлик». Но говорить с ним ей не хотелось, и он не нарушал их молчаливого договора вплоть до ночи после эксперимента с Вальтером.
— Адмирал смотрел на себя в зеркало, — таинственным шёпотом сказал он ей на ухо в момент, когда она хотела вовсе не выслушивать истории. — Знаешь ли ты, что мы похожи на экипаж «Эрлика»? Что мы — жуткие уроды с гнилой кожей и струпьями, лысые, опухшие, или наоборот, тощие, как кочерга. Нас покрывают язвы и бубоны, словно больных чумой…
— Прекрати! — не выдержала Саар. Он довольно рассмеялся. — Что на тебя нашло?
Но Кан не ответил, отложив удовольствие от рассказа на потом. Когда они устали от секса, он продолжил:
— Всё здесь только кажется. Мы галлюцинируем. Мозг нам врёт. Он показывает то, чего на самом деле нет. Мы видим себя такими, какими были до входа в аномалию, но мы изменились. Очень может быть, что «Грифон» тоже изменился. Может, он, как и «Эрлик», полон какой-нибудь гадости, покрыт грибками или колониями бактерий, а мы это не воспринимаем. Зайди к Еве, она тебе покажет. Ганзориг вчера впечатлился.
Саар закуталась в одеяло и посмотрела на Кана.
— Тебе это нравится? — спросила она. — Нравятся те несчастья, которые происходят с нами, которые случились с экипажем «Эрлика»?
— Приключения — вот что мне нравится. Странные события. Многомерные пространства и чёрные дыры. А несчастья — побочный эффект приключений.
— И тебе совсем не жаль людей?
— О, только не говори, что тебя интересуют люди! — воскликнул Кан. — Ты посвящена Сатурну! Я знаю, что это. Ты убила больше человек, чем я видел в своей жизни, так что не стоит взывать к моей жалости — из твоих уст это звучит как насмешка. — Он с улыбкой наблюдал, как Саар медленно садится на постели, не сводя с него глаз. — Но именно поэтому я тобой восхищаюсь. То, что ты делаешь… Ты самая удивительная женщина из всех, кого я встречал!
Он понимал, что провоцирует её, и она действительно разозлилась, но потом вдруг склонила к нему голову и тихо сказала:
— Ты тоже в этом участвуешь. Вносишь свой вклад. И немалый.
— Знаю. Мне нравится разрушать людей. Как и тебе, Саар. Разница в том, что меня таким воспитали, а ты выбрала это осознанно. Но я не хочу иной судьбы. А ты?
Саар молча легла и удобно устроилась рядом с ним. Ей даже не пришлось делать вид, будто она не поняла, что Кан имеет в виду. Подобные вопросы она умела не слышать и давно не искала на них ответов.
Глубокой корабельной ночью Балгур, фамилиар близнецов, стоял у двери каюты и ожидал, когда ему откроют. Сам он не мог входить в жилые помещения — таков был чёткий приказ братьев, и фамилиар, связанный с ними узами подчинения, не мог его нарушить. Но мог обойти. Сознательно или нет, близнецы оставили ему лазейку.
