При этом оставим в стороне жизнеспособность самих заведений: все они сдохнут. Заметка про другое. Про их сходство с конторами, которым они дали свои имена. Надо учесть тут такой деликатный момент, что публика безо всякого пиетета относится к артистам. Ну, или с минимальным почтением, но уж точно с избирательным. То есть к Кобзону (магия имени, инерция, как угодно!) еще туда-сюда, а вот к Лепсу и Михайлову… – пусть не обольщаются.
Вот с Лепса и начнем, с одноименного бара. Любой гость там – страх Господень. Молодые и старые, веселые, глумливые, на вас с дорогой душой чихающие; из характеристики ударение делать след на «глумливых». Не поймите меня дурно: нувориши везде нувориши, к каждому из них подходит диалог из моего любимого сериала «Антураж»:
– Простите, вы его знаете?
– Да, он третий в списке самых мерзких людей на планете.
У Медяника собираются ну… которые «братва». А че? Под шансон перетереть – самое то… В этом месте, вооружившись обращением «старина», вы хотя бы уложитесь в 100 баракообамов. К Лепсу без десяти сотенных можно зайти только «на капучино».
Андрей Григорьев-Аполлонов всегда окружен болтливыми модниками. Темпераментными, нечеловечески оборотистыми мужичками и нечеловечески ловкими девицами, в рассуждении которых и Лепс, и Медяник, и АГА, и даже я давно затвердили шакировский постулат Hips dont lie («Ляжки не врут»). Во всех означенных заведениях ляжки – приманка. У Лепса наипаче прибыльная. Но не в «Тинатин». Там все-таки мужи собираются с дальними разговорами про Вечное.
В какие-то (к Лепсу) заходят люди с сумеречным состоянием, в какие-то (к Рыжему) – имитирующие сумеречное состояние (так гламур велит), в какие-то (к Медянику) – из-за этого состояния валявшиеся на нарах, к Канделаки ходят просто с состоянием люди. И все похожи на тех, на кого ходят.
Харчо должно быть обжигающим, как поцелуй зазнобы! Для людей, силою обстоятельств привычных к похмельной трясучке, харчо суть, курс горячей реабилитации, пропуск в рай, погружение в нирвану. Харчо должно быть жирным, куски мяса – огромными и податливыми. Если, не дай бог, в харчо не хватает морской соли или черного перца в количествах, убийственных для хомо сапиенса, – сами жрите такой харчо.
Это суп для гедонистов, эпикурейцев, не стесняющихся мычать от удовольствия.
Блюдо для сердец, тормозимых годами перегрузок. Грецкий орех, обращенный в соус, есть средство для профилактики сердечных клапанов. Но знайте: если в основе сациви не жирная индюшка, с любовью откормленная кукурузой, – это суррогат. Сациви – это имеретинский грассирующий ответ салату оливье. Мало кто, включая братьев Меладзе, знает, что сациви самое немилосердное, в смысле проверки на терпение во время изготовки, блюдо.
Зарубите себе: хинкали утренняя еда. Но конечно, никому не возбранишь есть их на ночь под три-четыре рюмки чачи (водки). Сначала из хинкали высасывают сок, потом все остальное. Если вы пренебрегаете соком, вы не просто не гурман, вы преступник, и вы получите по лбу от природного грузина, о служенье хинкали не терпит суеты.
Грузинская кухня потребна как нейтрализатор психического разряда вечно кипящего раздражения, она ублажит и «провалившегося в себя», и того, кто, как я, полагает, что «лучше быть хорошим человеком, чем умным». И людей великих, и поправших святцы, и людей умных, и даже вас, группа «Челси».
А уж мне, известному в узких, многомиллионных кругах, поджигателю людских сердец посредством глагола, сам Бог велел в лобио, хачапури и хаше черпать силы.
Да, знаю, вы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь, но если вы не умеете пить чачу, вы – бесполая мымра, ваше появление у меня на Празднике нежелательно.
Чача, паче чаяния, не примиряет с действительностью, Для снайперов, дневных и ночных, беспощадных к хмурым, отзывчивых любителей оркестра Поля Мориа.
Грузинская кухня… это… это взаимообусловленность и взаимное перетекание отношения к жизни и тебя.
И плохая, и хорошая кухни – все фигня. Но только за грузинской стоит издающая аромат магия, а за другими – примитивный жлобский концепт.
