Эпифания викария Тшаски - страница 28
Малгося уселась на подушках. Перед Тшаской уже стоял наргиле, из которого он выпускал клубы пахнущего яблоками дыма. Мужчина не поднялся, не поздоровался, только глядел размытыми глазами, раз за разом прячась за белым дымом. Хам, подумала журналистка и решила начать с места в карьер.
- Что вы думаете о своем брате, который исцеляет раковых больных?
Анджей криво усмехнулся.
- Что он мог бы сделать на этом шикарный бизнес.
Малгожата не ответила на улыбку. Вынула из кармана диктофон и положила на подушку.
- Вы позволите…?
Тот пожал плечами и кивнул, она нажала на кнопку rec, красный светодиод замигал.
Малгося задала ему ряд вопросов, каждый их которых тот пропустил. Тогда она выключила диктофон и заказала бутылку вина; передвинула подушки, оперлась поудобнее; они чокнулись бокалами, и девушка начала рассказывать о себе. Иногда по-другому не получается, это самый лучший способ вскрыть интровертов – мало кто выдерживает следующее из принципа взаимности давление на ответ реванша тем же самым. Так что она рассказывала: о редакции, о людях, которых объединяет только взаимное неприятие; о собственной пустой жизни – в принципе, всякие банальности, о мужиках, с которыми трахалась, потому что ничего лучшего не нашлось, о пустом жилище, о гонке к корыту в редакции.
Невольно и совершенно естественно перешли на "ты".
Через четверть часа до нее дошло, что она уже не думает ни о материале, ни о священнике, а только радуется беседе с милым, интеллигентным мужчиной, который подает ей огонь, чтобы прикурить и говорит комплименты. Она же сама сидит свободно, улыбается, отбрасывает прядку волос, которая постоянно падает ей на глаза. Эй, Малгося, опустись-ка на землю. К делу!
У Тшаски зазвонил мобильный телефон, он отключил его, не глядя на экран. Склонился к Малгожате и взял ее за руку – ладонь та не убрала. Мужчина поднял бокал.
- За противоположности, которые притягиваются, пани Трумен Капоте[64].
Та коснулась своим бокалом его бокала, те брякнули, белое вино дрогнуло и было выпито. Эй, Малгося, Малгоська, давай к делу.
- Так ты мне скажешь, что думаешь о том, что делает твой брат?
Воздух загустел, вино в бокалах утратило вкус, с лица Анджея исчезла симпатия. Но ее ладонь он не отпускал – вот только касание, ранее деликатное и ласкающее, сделалось грубым. Глаза сделались холодными.
- Слушай, подруга. Мне говорили, что ты клево даешь, потому мы и встретились. Если хочешь, могу тебя трахнуть, но о моем брате говорить не будем. И ни о каких Христах, которые ему, якобы, являются.
Сотканное из дыма, улыбок, вина и жестов настроение неотвратимо лопнуло. Вновь они сидели напротив друг друга – журналистка из антиклерикального бульварного издания и бунтарский деятель. Ничего не поделаешь. Понятное дело, она не станет обижаться на предложение секса, хотя бы потому, что оно было подано так, что реализация его была бы невозможной.
- В таком случае, может быть я могла поговорить с вашим отцом?
Анджей отставил бокал.
- А от отца отъебись, - рявкнул он измененным вульгарным словом голосом. – Он и так не станет с тобой говорить, но если узнаю, что ты ему надоедала, поговорим по-другому. Возвращайся к своей писанине о попах, которые лапают маленьких девочек. Свиданию конец.
Он поднялся, вытащил из бумажника сто злотых, бросил банкноту на подушки, словно бы платил проститутке, надел обувь и ушел. Вот и все, что касается интервью с братом героя ее интервью. Нужно было ехать в Силезию.
"Факты и Мифы[65], не церковный еженедельник", Малгожата Клейдус, не желает ли пан рассказать нам что-либо о ксёндзе-чудотворце? Тянем за язык. Не собирал ли ксёндз какие-нибудь пожертвования за свои чудеса? Встречается ли он с женщинами? А потом попа приколачиваем – на каком автомобиле ездит пан ксёндз викарий? Пребывал ли он когда-нибудь один на один с детьми? Может, он выпивает с удовольствием? Ну, не опасайтесь, это же совершенно людская слабость… Вопросы задаем сочувственно, без ненависти, а люди они всегда чего-то высмотрят, католики ведь сами утверждают, каждый является грешником. А ты, Малгося, являешься, скажем, мирской карой за грехи клира.
