Одинокая снежинка кристаллизовалась в тучах вокруг какой-то пылинки, выросла в замерзающую воду и медленно, сквозь студеный воздух, соскользнула вниз, чтобы осесть на волосах ксёндза и растаять от того тепла, которое отдавала в атмосферу разогретая голова священника.
+ + +
Это же надо такое, чтобы третий "цэ" сбежал со второго урока! Причем, с математики… А ведь это же самый лучший, самый умный класс. Пани Ковнацкая, прозванная Наковальней, обождала двадцать минут, вглядываясь в пустые парты, и решила оставшиеся двадцать минут посвятить чашечке кофе и чтению журнала "Твой Стиль" в учительской. Она взяла журнал под мышку, вышла из класса и повернула ключ в замке, но тут наскочила на преподавательницу польского языка, пани магистр Роттер.
- Третий "цэ" удрал с математики, - заявила пани Ковнацкая, и ее голос громким эхом прокатился по пустому коридору.
- Невероятно… У меня тоже никого нет, - ответила преподавательница языка, ее все это застало несколько врасплох, и ей тоже завторило эхо.
Из кабинета № 208 вышла Целинка, новая учительница английского.
- С урока сбежали, - перепугано прошептала она.
- Так у нас, выходит, прецедент, первое в истории школы бегство всех гимназических классов, - объявила пани Ковнацкая.
- Конечно, их каким-то образом следовало б наказать, но пани директор наверняка заявит, что все это наша вина, - прибавила учительница польского языка.
На лестнице, ведущей с третьего этажа, застучали каблуки пани директор Олексяк.
Когда глаза преподавательниц увидали небольшую, полненькую и подвижную фигуру директорши, обтянутую ужасно дорогим, и в месте с тем, ужасно уродливым костюмчиком в "гусиные лапки" и дополнительно увенчанную облаком обесцвеченных волос, до них дошло, что случилось что-то серьезное. Похоже, что пани магистр Олексяк пробежалась по всей длине коридора на этаже, потому что сейчас, раскрасневшаяся, она не могла отдышаться, лишь указывала пальцем на окно, вторую руку театральным жестом прижав к груди.
Учительницы, перегоняя одна другую, припали к окну, выходящему на школьную спортплощадку. На асфальтовом покрытии собрались, похоже, все ученики. Они стояли неорганизованной массой, окружив ксёндза Янечка, который, на возвышении, изготовленном наскоро из гимнастических ящиков, стоял и что-то говорил тихим голосом. Ученики, как никогда, стояли, практически не шевелясь, совершенно бесшумно – сквозь приоткрытое окно не доносилось и шороха, дети слушали, словно загипнотизированные, открыв рты. Священник говорил слишком тихо, чтобы его слова были слышны на втором этаже, но, вне всякого сомнения, он говорил что-то такое, чего никто из учительниц никогда не говорил – говорил то, что ученики действительно желали слушать.
- Ну вот, этим и кончается то, что попов запустили в школы, - мрачно заявила пани Ковнацкая, которая только лишь в 1989 году с огромным сожалением сняла со стены портрет Ленина. – Вместо того, чтобы детей просвещать, в школе им в головы втискивают ненаучные бредни. И этим должно было кончиться…
- Он их загипнотизировал, что ли? – спросила пани Целинка, которая даже испытывала некоторое возбуждение всей этой ситуацией.
- Во всяком случае, он, вне всякого сомнения, сошел с ума. Но вот когда ему удалось вытащить всех их всех на стадион? – спросила пани магистр Роттер.
- Он дежурил в коридоре, - ответила ей математичка.
- Дорогие мои дамы, времени на болтовню у нас нет, - взвизгнула пани директор, которой наконец-то удалось отдышаться. – Необходимо это прекратить, за мной! – скомандовала она, и наполненным достоинством шагом, соответствующим ее должности, она направилась к выходу. Учительницы поспешили за ней. Пани магистр Роттер с опасениями, что весь инцидент может закончиться чем-то таким, что могло бы нарушить хрупкое сложившееся в школе status quo. Пани Ковнацкая с радостью и надеждой на то, что, возможно, добраться до шкуры попику – про себя она уже составляла электронное письмо в "НЕ!", которое отошлет сегодня же вечером. Пани Целинка же, которая с огромным трудом сносила сексуальную неудовлетворенность – с нарастающим возбуждением, ожидая, что в ее скучной жизни, разделенной между скучными уроками, мужем-занудой и такими же занудными коллегами по работе – наконец-то случится нечто возбуждающее. Пани Олексяк маршировала, плечом к плечу, с шуанами
