- Нхак, нгвица? Тьфу, - клинок исчез, - невозможно же так говорить. Ну как, понравился пану ксёндзу меч? Годится? Вообще-то говоря, могу сообщить пану ксёндзу, материя послушна моей воле. Так что, чего только пан ксёндз пожелает: меч во рту, крылья, рога, копыта, отроски – любое ваше желание.
- Так вы… - наконец-то выдавил из себя викарий, - Иисус?...
- Нуу, вообще-то принципиально ответ не так уже и прост. Вообще-то: да, я – Иешуа, родился я в Вифлееме, в четвертом году до рождества Христова, - снисходительно усмехнулся бородатый, - во времена правления Августа. Родила меня Мириам, которая и вправду была девственницей, а Иосиф моим отцом не был. Зато я и не Сын Божий, что естественно и понятно. Меня прибили к кресту, но на нем я не умер. Ну и, опять же, я не мог бы никого ни от чего избавить, так что я никакой не Христос, Мессия или Искупитель. Вот непорочное зачатие – это и вправду факт, но, как пан ксёёндз наверняка ориентируется, оплодотворение девственности без полового акта и без разрыва девственной плевы не представляет собой какой-то особый вызов с технической стороны.
О, Святая Дева, прости мне, что я слушаю эти вот святотатства, и не карай этих людей, кем бы они ни были, - подумал викарий.
Иисус прервал свою речь и почесал себе подбородок.
- О'кей, ты прав, что ни говори, она ведь мне биологическая мать…
- К делу, Господи, - перебил Иисуса архангел Михаил.
- Ладно. Слушайте, пан ксёндз, дело не столь уже и сложное. День Господен наступил. Вы уж простите, пан ксёндз, что не все выглядит так, как пану ксёндзу казалось. Дело, в принципе, достаточно простое. Так вот, я и вправду бог, но не в понимании современной теологии. Для римлянина времен правления Августа, когда я родился, я был бы богом вне всяких сомнений – моя воля влияет напрямую на материю, примеры чему, признаюсь, шутливые, я представил только что. Если вы спросите, были ли это чудеса, или же эти события соответствуют какой-то пока что не известной вам физике – отвечу: ни да, ни нет. Просто, никакой такой физики не существует. Природа мира не физична, она духовна – потому-то мы и смогли появиться на чердаке, рядом с твоей спальней. Присесть можно? На форму мира не влияют никакие законы, но лишь воля сознательный бытий – сами вы духовно еще слабы, потому способны формировать реальность только лишь косвенно; чем же бытие мощнее, тем больше оно может.
Иисус отодвинул стул от компьютера и уселся поудобнее.
- Мы не космические пришельцы, просто – мы высшие существа. Духовные. Все – демоны, ангелы, тому подобные дела, в которые ты более или менее веришь, все это правда. Просто правда эта выглядит несколько иначе. Бог, понятное дело, существует, только я не назвал бы его бытием как личность. С сожалением заявляю, что иногда ближе к истине были различные языческие пантеисты или тот самый сумасшедший немецкий бенедиктинец-буддист[34]. Но, несмотря на то что Папаша личностью не является, у него имеется воля и сила, но личностью мы его не назовем, поскольку он не индивидуум… Псякрев, в жопу этот ваш язык. Ну никак этого не выразить. Михаил, как бы это было на божественном языке? – обратился он к архангелу.
Тот, все время стоя рядом, глянул на Иисуса.
- Ага. Хорошо. Может, по-французски попробую, это более точный язык… или, в принципе, оно и не важно. Ну, попик, чего ты на меня так пялишься?
Ксёндз Янечек сидел на кровати, и действительно пялясь, с лицом,, предполагавшим совершенно плоскую линию энцефалограммы.
- Эй, ксёндз, возьмите-ка себя в руки. Именно сейчас пан ксёндз переживает, скажем так, мистическое испытание! В книгах об этом писать будут, о Втором Откровении – да, я, кстати, говорил уже, что это еще не конец света, а только лишь дополнение возвещения?
- Дополнение? Но ведь, - тут викарий долго подыскивал подходящую форму вежливости и, в конце концов, удовлетворился простейшей, - вы ведь все отрицаете, абсолютно все, что я признаю в Credo[35]… - викарий наконец-то отреагировал на только что услышанные им сенсационные открытия.
- Ну, скажем так: дополнение и коррекция. Ну а помимо того, не всего. Так вот, самое основное, человек и вправду обладает душой, и душа эта, действительно, бессмертна. После смерти человек теряет в материальности в пользу собственной духовности – тут снова непреодолимый языковый барьер, пан ксёндз пускай ж простит – пан ксёндз после смерти поймет и так. Разве что пан ксёндз вознесется на небо, как Мария – это иной способ перехода на другую сторону, но без утраты материи, более близкий, хммм – чтобы дать отсылку к наверняка известному пану ксёндзу понятийному аппарату, более близкий к аристотелевскому единству души и тела, чем к обычной смерти, которая, скажем так, платоновская, не правда ли? Записывайте же, пан ксёндз, записывайте, это же Второе Откровение!
