— Ты не можешь допускать хеттов к выносу!.. А, ну вас к Вакху! — махнул рукой расстроившийся илионский правитель.
— Тебе к нему полезней будет сходить: ты трезвый хуже пьяного!.. О, Прекрасная Елена, дочь Зеуса, образумь хоть ты своего свекра, — стонущим голосом сказал, уставший объяснять царю тевкров туманные правила ролевого движения, старший мастер, обращаясь к Инне.
— Я уже не Елена. Меня ж — ножом по горлу и — в мертвятник, забыл? Вот реинкарнирую в какую-нибудь гарпию или сирену, будете знать! Я вообще не понимаю, как вы без Елены собираетесь вынос Трои отыгрывать.
— Приам, давай договоримся, — подключился к спору второй мастер, — будешь мастером, сделаешь игру без анахронизмов. А сейчас прекращай мудрствовать лукаво, не то мы тебя оштрафуем. Теперь, что касается тебя, Елена: а ну, рассказывай, кто посмел распустить слухи о твоей смерти?
— Да заманьячили меня, ножом по горлу — чик! — показала на себе Инна.
— Чик, да не брык: затем тебя отнесли к богу врачевания, который и вернул тебя к жизни.
— Кто отнес?
— А кто тебя укокошил?
— Патрокл.
— Патрокл! — заорал на весь лес второй мастер.
— Не кричи, он рядом, в аиде, — шепнул ему на ухо первый.
Коло в мертвятнике уже разомкнулось, и все прыгали через костер. Прыгнув в очередной раз, Патрокл подбежал к мастерам.
— Разрешите представиться: экс-Патрокл… экс-Патрокл, — по-шутовски раскланялся Саша.
— Где ты заманьячил Елену?
— У асфальтовой дороги.
— Здесь нет асфальтовой дороги!
— Есть! — хором крикнули Елена и Патрокл.
— Ладно. Значит так, Саша, ты не убит, а смертельно ранен. Идешь с Инной на то самое место и несешь её на руках в «пещеру раздора». Знаешь, где это?
— Там, где Парис вручил богине любви яблоко раздора.
— Да, это божье место. Передаешь Елену Асклепию[9]. Он её в своих небесных хоромах воскресит… А ты можешь умирать. Хорошо отыграешь — вернешься в игру без ритуала реинкарнации. Для тебя уже уготовано место в Элизиуме. А впрочем, выбирай любую роль.
— На руках? Нести? Елену?.. Так это ж метров триста! Нет, я лучше по углям сто раз пройдусь, — возразил ахеец.
— Я тоже хочу по углям походить: всю жизнь мечтала, — сказала Инна.
— Ходите, сколько влезет, только чтоб завтра утром Елена была жива. Всё!
— А без отыгрыша нельзя? — взмолился Патрокл. — Ночью, по шишкам…
— Ты что это, не хочешь нести меня на руках?
— Не хочу. Нашла удовольствие!.. А что это ты аж подпрыгиваешь от радости?
— Любая женщина мечтает,
чтоб на руках её носили
до самой гробовой доски!
— Стихи, что ли?
— Это лирический экспромт женской души, Патрокл.
— Ладно, так уж и быть, понесу. Утром.
— А тебе самому кто глотку перерезал? — поинтересовался второй мастер.
— Гектор.
— Слава богам, — бросил благодарный взгляд на небо старший мастер.
— Значит так: донес Елену до хижины и там же откинул иподиматы[10], понял? А я позабочусь, чтобы Ахиллу вовремя сообщили это пренеприятнейшее известие.
— Только чур, я выхожу из мертвятника богом!
— Умоляю, только не богом, у нас уже пантеон больше ахейской лиги!.. Ладно, уболтал, станешь богом, если сейчас пройдешь семь кругов ада.
— Да хоть семьдесят семь! — обрадовался Сашка.
— Тогда побежали по раскаленным углям? — радостно предложила ему Инна.
— С тобой, хоть по раскаленной лаве, Елена Прекрасная.
— Я Париса люблю, ты ж знаешь.
— Скажу по секрету, давно хочу отбить тебя у Андрюхи.
— Ах, так! Тогда иди первым в гиену огненную.
— И пойду! — сказал Саша и вприпрыжку ринулся к огненной дорожке. Он пристроился в конец длиной очереди, в которой кроме отыгрывающих прохождение семи кругов аида семикратным хождением по углям, было немало «живых» энтузиастов. Инна встала за ним.
— Саша, я верю, что ты донесешь меня на руках до хижины лекаря, — сказала она, — я верю в тебя, и мы пройдем вместе через все испытания, которые нам выпали. Верь и ты в меня!
— Я всегда в тебя верил, Пинцова, — ответил Саша, и они по очереди шагнули на рдеющую дорожку, громко выражая свое восхищение.
Среди зрителей, наблюдавших за этим действом со стороны, Инна заприметила Барабаса. Она весело помахала ему рукой. Гроссмейстер в ответ почти по-человечески улыбнулся.
