А в последнее время я ничем особо не занимаюсь, но музыка здорово помогает отвлечься. Мне разрешили слушать приемник и CD-плеер у себя в комнате, вот я и завожу постоянно что-нибудь старенькое, полюбившееся еще в университете. Песни, что просто, без затей вовлекают нас в общечеловеческий самообман, но оставляют после себя теплый след. Взять хоть старину Дилана:
Поздно теперь зажигать свет, детка.
Свет, который так и не открылся мне.
Поздно зажигать твой свет, детка,
Остался я на темной стороне.
Он всего лишь говорит девчонке, что та растратила его «драгоценное время», ну и ладно, поэтому: «Не бери это в голову, все хорошо». Это верная интонация, ее благородство ощущается и десятилетия спустя. Тем фолк и силен: песня, если она хорошая, будет звучать вечно.
Под «Girl from the North Country» я всегда вспоминаю Дженнифер у костра, тогда, в Ирландии.
Если пойдешь сквозь снежную метель,
Когда замерзли реки и кончилось лето, —
Пожалуйста, взгляни — теплое ли пальто на ней,
Защити ее от воющего ветра
[58].
Именно простотой старинной народной мелодии — наверняка Дилан лишь слегка переписал «Ярмарку в Скарборо» — и объясняется такая, почти нестерпимая пронзительность. Плюс этим «пожалуйста».
Скачивать что-либо из интернета нам запрещено. Пришлось просить Стеллингса прислать диски. («Передаваемые аудионосители должны быть новыми и в оригинальной упаковке».) За компьютер пускают только на десять минут и под надзором, а поскольку система там от Билла Гейтса, то она большую часть времени висит или падает. Стеллингс прислал мне Grand Hotel — очередной альбом Procol Harum. Потом всю ночь я не мог заснуть, в голове крутилось: «Снять бы мне, что ли, во Франции виллу, / мадемуазель назовет меня милым. / Или податься в Испанию, чтоб / Купить револьвер и пальнуть себе в лоб».
Не скажу, что я согласен с теми, кто считает музыкантов времен моей молодости великими. В одной газете я недавно прочел, что какой-то профессор — кажется, из Стаффордширского университета, или из Редкара — утверждает в своей книге, будто Дилан не только раскрученный певец, чьи композиции трогают сердца миллионов, — но еще и величайший поэт после Йетса, кажется. Или после Китса.
Как знать. Профессору виднее. Он может знать такое, чего я отродясь не знал.
Сегодня я был на приеме у малышки Видуши Сен. С утра я ощущал склонность к созерцанию и тщательно скрываемую в глубине души симпатию к моему доктору. Такая молодая! К тому же она воспитана современной (так называемой пост-trahison des clercs[59]) британской школой, то есть не обременена широкой эрудицией и на «вы» с грамматикой, иностранными языками, мифологией, искусством и историей — как древней, так и новой. Бедное дитя. Не позавидуешь человеку!
В кабинетах идет косметический ремонт, поэтому мы встретились в одном из тесных закутков старого крыла, с викторианскими еще ставнями и решетками, оставшимися с той поры, когда стены тут были обиты войлоком. Теперь тут громоздились кипы бумаг и папок, содержащие непрочитанные отчеты с пугающими «шапками», а из мебели имелись два стандартных «пациентских» кресла — для сумасшедших — и картотечный шкафчик, увенчанный круглым жестяным подносом с немытыми кофейными чашками и пакетом молока. За дверью барражировал санитар.
Как и полагалось, causerie[60] начал я:
— Будь вы Богом — вы бы самоустранились с Земли?
Нет ответа.
— Вот какой высший божественный смысл в пребывании не здесь? И какова цель?
Снова молчание.
— Вообще-то, — продолжил я, — это принято объяснять «испытанием веры». Но будь существование Бога очевидным, тогда бы и вера не понадобилась? Получается порочный круг. И доказательство задним числом.
— А вы как считаете? — спросила доктор Сен.
— Мудрый Бог, думаю, сообразил бы, что быть «здесь» куда выгоднее, чем быть «не здесь».
— Да?
— Следствием неприсутствия станут неоправданные бонусы за «слепую веру». Вопрос веры вы оставляете на усмотрение наивных людей. И отдаете на откуп политикам и фанатикам.
— И что?
— Лучше вернуться, подумал бы я на его месте.
Тишина.
— Понимаете, если уж Вуди Аллен в какой-то момент сообразил, что девяносто процентов успеха в том, чтобы тебя видели, то Всемогущему это и подавно известно.
