— Ну? — спросил Графф.
— Он натянул вам нос, полковник.
— Как это «нос»?
— Он знал, что вы прочтете запись. Он сделал двойную петлю, как заяц.
— Он знал это?
— Ахилл действительно мог послужить ему примером, но уж никак не добрым. Ахилл когда-то предал человека, которого Боб очень высоко ценил.
— Не напускайте тумана, сестра Карлотта.
— А я и не напускаю. Я сказала вам ровно столько, сколько считаю нужным. Столько же, сколько хотел сказать вам Боб. Могу еще сообщить вам, что записи Боба в его дневнике будут что-то значить для вас лишь в том случае, если вы поймете, что он их пишет специально для вас и для того, чтобы обмануть вас.
— Значит, он не ведет никакого дневника?
— У Боба феноменальная память, — ответила сестра Карлотта. — И он никогда… никогда не доверит свои мысли бумаге. Он советуется лишь с самим собой. И только. Всегда. Вы не найдете ни единого клочка бумаги, написанного им, за исключением тех случаев, когда он захочет, чтоб вы такой клочок нашли.
— А не могли бы измениться его привычки, если бы он стал писать под чужой фамилией? Той, о которой он думает, что мы ее не знаем?
— Но вы-то об этом обстоятельстве осведомлены, и Боб уверен, что вы до этого докопаетесь, так что его «запасная» личность создается только для того, чтобы вас запутать. Судя по всему, своей цели он достиг.
— А я и забыл, что вы этого парнишку считаете умнее самого Господа Бога!
— Меня нисколько не тревожит, что вы в данный момент не согласны с моими оценками. Чем лучше вы станете его понимать, тем скорее вы обнаружите мою правоту. Вы даже поверите тем оценкам, которые он получил за тесты.
— А что может подвигнуть вас оказать мне помощь в этом деле? — спросил Графф.
— Для начала попробуйте рассказать мне правду о том, какие последствия может иметь эта информация для судьбы Боба.
— Его классный руководитель очень обеспокоен. Боб куда-то исчез на двадцать одну минуту после того, как завтрак кончился. У нас есть свидетель, который разговаривал с Бобом на палубе, где тому вовсе было нечего делать. Но даже это не объясняет, что он сделал с остальными семнадцатью минутами. Кроме того, он не играет со своим компьютером…
— А не думаете ли вы, что возникновение псевдонимов и появление фальшивых записей в дневнике как раз и является игрой?
— У нас есть такая диагностическо-терапевтическая игра, в которую с удовольствием играют все дети, но он к ней даже не притронулся.
— Если он узнал, что эта игра имеет отношение к психологии, то он не притронется к ней до тех пор, пока не выяснит, чем она ему грозит.
— Это вы ему привили такое, устойчиво враждебное отношение?
— Нет, это я заразилась от него.
— Тогда ответьте мне прямо. Если основываться на его дневниковой записи, то Боб, похоже, планирует создать у нас что-то вроде своего кодла, как это было на улицах Роттердама. Нам надо знать об Ахилле, чтобы понять, что именно замышляет Боб.
— Ничего подобного он не планирует, — твердо ответила, сестра Карлотта.
— Вы говорите убежденно, но не подкрепляете свое убеждение ни единым доводом, который дал бы мне основания верить вам.
— Помните, полковник, ведь это вы мне позвонили.
— Этого недостаточно, сестра Карлотта. Ваше мнение об этом мальчике не вполне заслуживает доверия.
— Боб никогда не станет подражать Ахиллу. Он никогда не станет излагать письменно свои планы, особенно там, где вы их можете найти. Он никогда не создает своих команд, он только примыкает к ним, использует их и покидает, даже не помахав на прощание рукой.
— Так что поиски этого Ахилла не дадут нам ключа, который помог бы определить поведение Боба в будущем?
— Боб гордится тем, что не таит обид. Он считает их контрпродуктивными. Но я думаю, что по каким-то личным соображениям он написал об Ахилле специально, чтобы вы о нем прочли, а потом захотели бы узнать об Ахилле побольше, занялись бы расследованием, которое навело бы вас на ту очень скверную вещь, которую сделал Ахилл.
— По отношению к Бобу?
— Нет, к его другу.
— Значит, он все же способен иметь друзей?
— Эта девочка спасла ему жизнь, когда он беспризорничал.
— И как ее звали?
