На него внимательно смотрели другие пеквенинос. Он передал плод им. Они подходили по одному — братья и жены, подходили и пробовали.
И когда первый плод был съеден, пеквенинос начали карабкаться на ярко светящееся дерево, срывали плоды, делились ими и ели до тех пор, пока уже не могли съесть больше ни одного. А потом запели. Ольядо и его дети провели всю ночь, слушая их пение. Жители Милагра тоже услышали отголоски, и многие отправились в лес, идя на свечение дерева, чтобы найти место, где пеквенинос, насытившиеся плодами со вкусом радости, пели песню своего восторга. И частью их песни было дерево, стоящее в центре поляны. А айю, чья сила и свет сделали дерево еще более плодородным, проносилась в танце по каждой его жилке тысячи раз за каждую секунду.
Тысячи раз в секунду она проносилась в танце и в каждом другом дереве, в каждом мире, где росли леса пеквенинос, и каждое материнское дерево, которое она посещала, загоралось цветением и плодами, а пеквенинос ели их, вдыхали аромат цветов и плодов и пели. Песня была старая, они давно забыли ее смысл, но теперь они снова понимали ее значение и не могли петь никакую другую. Это была песня сезона цветения и пиршества. Они так долго жили без урожая, что забыли, что значит урожай. Но теперь они узнали, что украла у них Десколада. Потерянное было снова обретено. И те, кого снедал голод, которому они не знали названия, насытились.
10
Это тело всегда было твоим
«О отец! Почему ты отворачиваешься?
В час, когда я праздную триумф чад злом,
Почему ты бежишь от меня?»
Хань Цин-чжао, «Шепот Богов»
Малу, Питер, Ванму и Грейс сидели у костра рядом с полоской песка. Навеса уже не было, и церемониал тоже почти не соблюдался. Была кава, но теперь, вопреки ритуалу — Ванму думала, что он обязателен, — они пили ее скорее для удовольствия, чем как священный символ.
В какой-то момент Малу засмеялся и смеялся долго и громко, Грейс тоже присоединилась к нему, поэтому пока она перевела, прошло много времени.
— Он говорит, что никак не может решить, следует ли считать тебя святым, Питер, — ведь в тебе была богиня, или тот факт, что она ушла из тебя, говорит о том, что ты все-таки не святой.
Питер хихикнул — из вежливости, поняла Ванму; сама она даже не улыбнулась.
— О, как плохо, — посетовала Грейс, — а я-то надеялась, что у вас есть чувство юмора.
— Юмор есть, — подтвердил Питер. — Просто мы не понимаем самоанского юмора.
— Малу говорит, что богиня не может всегда оставаться там, где она сейчас. Она нашла новый дом, но он принадлежит другим, и их гостеприимство не может длиться вечно. Ты ведь, Питер, почувствовал, как сильна Джейн…
— Да, — ответил Питер тихо.
— Ну а хозяин, который впустил ее сейчас, — Малу называет его сетью леса, что-то вроде рыболовной сети для ловли деревьев, хотела бы я знать, что это такое — в любом случае он говорит, что они слишком слабы по сравнению с Джейн и что хочет она того или нет, со временем их тела будут полностью принадлежать ей, если она не найдет другое место, которое станет ее постоянным домом.
Питер кивнул.
— Я понимаю, о чем он говорит. До того, как она действительно захватила меня, я мог быть уверен, что готов с радостью отдать ей свое тело и свою жизнь, которую, как мне казалось, я ненавижу. Но когда она преследовала меня, я понял, что Малу прав — у меня нет ненависти к своей жизни, я очень хочу жить.
Правда, в конечном итоге этого хочу не я, а Эндер, но с тех пор как он — это я, мне кажется, это просто софизм.
— У Эндера целых три тела, — вмешалась Ванму. — Означает ли это, что он откажется от одного из них?
— Не думаю, что он отдаст хоть что-нибудь, — усомнился Питер. — Или я должен говорить: «Я не думаю, что я отдам»?
Это не сознательный выбор. Эндер цепляется за жизнь изо всех сил и со всей энергией, на какую способен. Кажется, он был на смертном одре по крайней мере за день до того, как Джейн отключили.
— Убили, — поправила Грейс.
— Возможно, правильное слово «сместили», — упорствовал Питер. — Теперь она лесная нимфа, а не богиня. Сильфида. — Он подмигнул Ванму, которая совершенно не понимала, о чем речь. — Даже если Эндер откажется от старой жизни, он все равно просто так не уйдет.
