— Зачем ты говоришь мне все это?
— Джейн умирает, — повторила Валентина, — но она может жить, если Эндер дотянется до нее.
— И что же ты предлагаешь, снова нацепить ему на ухо сережку? — презрительно поинтересовалась Новинья.
— Им это давно не нужно, — спокойно ответила Валентина. — С тех пор, как Эндеру стала ненужной эта жизнь в этом теле.
— Он еще не такой старый, — возразила Новинья.
— Всего три тысячи лет, — отозвалась Валентина.
— Это просто релятивистский эффект. На самом деле ему…
— Три тысячи лет, — повторила Валентина. — И почти все это время его семьей было все человечество; он был отцом, отправившимся в деловую поездку, который время от времени возвращается домой, но когда он дома, он — справедливый судья и щедрый кормилец. Так и случалось всякий раз, когда он снова погружался в человеческий мир и Говорил о чьей-нибудь смерти; он готов был исполнять любые функции семейного человека, потому что семьи у него не было. Он прожил жизнь длиной в три тысячи лет и не видел ей конца. И вот — устал. Поэтому он оставил ту огромную семью и выбрал твою, маленькую; он любил тебя и ради тебя отказался от Джейн, которая была ему как жена все годы его странствий, она, можно сказать, была хранительницей очага, по-матерински опекала триллионы детей, сообщала ему о том, что они делают, заботилась о доме.
— Да воздается ей за благочестивые дела ее, — ввернула Новинья.
— Да, она добродетельная женщина. Как ты.
Новинья презрительно вскинула голову:
— Только не я. Мои благочестивые дела принесли только горе.
— Но он выбрал тебя и любил, был отцом детям, которые уже дважды теряли отцов, любил их, он и сейчас остается твоим мужем, но дело в том, что тебе он больше не нужен.
— Как ты можешь говорить такое? — гневно воскликнула Новинья. — Как можешь ты знать, что мне нужно!
— Ты сама это знаешь. Ты знала это, когда пришла сюда.
Ты поняла это, когда Эстевано умер в объятиях того мошеннического отцовского дерева. Твои дети давно уже живут собственными жизнями, и ты не можешь защитить их, и Эндер не может.
Ты до сих пор любишь его, а он тебя, но семейная часть твоей жизни завершилась. Он больше не нужен тебе.
— Это я никогда не была нужна ему!
— Он отчаянно в тебе нуждался, — настаивала Валентина. — Ты была так сильно нужна ему, что ради тебя он отказался от Джейн.
— Нет, — возразила Новинья. — Ему нужна была моя потребность в нем. Ему нужно было чувствовать, что он заботится обо мне и защищает меня.
— Но ведь тебе уже больше не нужны ни его забота, ни защита?
Новинья отрицательно покачала головой.
— Тогда разбуди его, — попросила Валентина, — и отпусти.
Новинья вдруг вспомнила все случаи, когда ей приходилось хоронить близких. Она вспомнила похороны своих родителей, которые умерли ради спасения Милагра от Десколады во время первой страшной эпидемии. Она подумала о Пипо, замученном, живьем освежеванном свинками, которые думали, что он, как и они, станет деревом, только не выросло ничего, кроме боли, боли в сердце Новиньи, потому что именно она обнаружила то, что направило Пипо к пеквенинос той ночью. А потом был Либо, тоже замученный насмерть, как и его отец, и снова из-за нее. И Маркано, которого она постоянно заставляла страдать, пока наконец он не умер от болезни, которая убивала с детства, и Эстевано, который позволил своей безумной вере привести его к мученичеству, так что теперь он стал венерадо, как и ее родители, и, без сомнения, однажды станет святым, как и они.
— Мне тошно отпускать людей, — заявила Новинья с горечью.
— Не понимаю, как это возможно, — снова возразила Валентина. — Ни про кого из тех, кто у тебя умер, ты не можешь честно сказать; «Я его отпустила». Ты цеплялась за них зубами и ногтями.
— И что из того? Все, кого я любила, умирали и бросали меня!
— Это не оправдание, — твердо сказала Валентина. — Все умирают. Все уходят. Имеет значение только то, что было создано вами вместе, до того, как они ушли. Имеет значение только та их часть, которая осталась в тебе, когда они ушли. Ты продолжила работу твоих родителей и работу Пипо и Либо, ведь ты подняла детей Либо, разве не так? А частично они были и детьми Маркано, разве нет? Ведь в них осталось что-то и от него, и не только плохое. А что касается Эстевано, то его смерть, как мне кажется, дала хорошие всходы, но вместо того чтобы дать ему уйти, ты продолжаешь злиться на него. Ты злишься из-за того, что он создал нечто более значимое для него, чем сама жизнь. И еще из-за того, что он любил Господа и пеквенинос больше, чем тебя. Ты продолжаешь цепляться за них всех. Ты никого не отпустила.
