— Потом поговорим. — Эндер закрыл глаза.
Мэйзер Рэкхем снова потряс его:
— Не спи, Эндер. Это очень важно.
— Вы добились своего, — сказал Эндер. — А теперь оставьте меня в покое.
— Для того мы сюда и пришли, — ответил Мэйзер. — Чтобы объяснить. Тебя не оставят в покое, даже не надейся. Там, внизу, они все с ума посходили. Собираются начать новую войну. Америка заявляет, что страны Варшавского договора хотят напасть на нее, а русские твердят то же самое про Гегемона. Жукеры всего сутки как мертвы, а мир уже втянулся в прежние свары, причем очень дрянные, опасные свары. И всем чертовски нужен ты. Величайший полководец за всю историю человечества. Все хотят заполучить тебя. Американцы и Гегемон лично. Все. Кроме русских. Русские хотят, чтобы ты умер.
— Прекрасно, — пробормотал Эндер.
— Мы должны увезти тебя отсюда. На Эросе хватает русских пехотинцев, а приказы им, между прочим, отдает Полемарх, который тоже русский. В любой момент здесь может начаться резня.
Эндер снова повернулся к ним спиной. На сей раз они оставили его в покое. Но Эндер не уснул. Он лежал и слушал, что они скажут дальше.
— Этого я и боялся, Рэкхем. Ты слишком давил на него. Их аванпосты могли и подождать. Нужно было дать ему пару дней, чтобы он отдохнул, оправился.
— И ты туда же, Графф? Тоже пытаешься гадать, как было бы лучше? А ведь ты не знаешь, что произошло бы, поведи я себя иначе. И я не знаю. И никто не знает. Я поступал так, как считал разумным, и это сработало. Вот что главное — сработало. Запомни мои слова, Графф. Это очень хороший способ защиты. Возможно, тебе он тоже пригодится.
— Прости.
— Я могу предположить, что он сейчас чувствует. Полковник Лики утверждает, что, возможно, мальчик уже не оправится, но я ему не верю. Эндер слишком силен. Победа значила для него все, а он победил.
— Не рассказывай мне про силу. Парню одиннадцать. Пусть он отдохнет. В конце концов, пока все относительно спокойно. Можно поставить часовых у его двери.
— Лучше поставить их у другой двери, подальше. Пусть думают, что он там.
— Как скажешь.
Они ушли. А Эндер опять заснул.
* * *
Время шло, не касаясь Эндера, разве что изредка давая ему под дых. Однажды он проснулся оттого, что на его руку что-то очень сильно, болезненно давило. Он потрогал сгиб локтя: из вены торчала закрепленная пластырем игла. Эндер хотел выдернуть ее, но не сумел. Силы не хватило. В следующий раз он проснулся в темноте. Вокруг него бормотали и ругались. В ушах еще отдавался грохот, который и прогнал сон, но Эндер никак не мог понять, что же так грохотало.
— Дайте же свет! — воскликнул чей-то голос.
В другой раз Эндер проснулся оттого, что кто-то тихо плакал у его постели.
Возможно, прошли сутки или неделя, а может, и несколько месяцев — если судить по снам. В своих снах он проживал все новые и новые жизни. Снова Угощение Великана, детская площадка с детьми-оборотнями, умираешь-умираешь-умираешь, убиваешь-убиваешь-убиваешь… Когда он шел по лесу, кто-то шепнул ему прямо в ухо: «Тебе пришлось убить тех детей, чтобы добраться до Конца Света». — «Я не хотел никого убивать, — попытался ответить Эндер. — Никто не спрашивал меня, хочу ли я убивать». Но лес только рассмеялся. А когда он прыгал с утеса за Концом Света, его часто подхватывала не тучка, а истребитель, который уносил его к родной планете жукеров. И Эндер снова и снова вынужден был смотреть, как огненный смерч — реакция, запущенная Маленьким Доктором, — пожирает земную твердь. А истребитель подлетал все ближе и ближе, и вот уже Эндер мог разглядеть отдельных жукеров, увидеть, как каждый из них взрывается, превращается в свет, а потом в бесформенный грязный комок. А вот королева, окруженная маленькими детишками, но потом королева становилась его мамой; к ней прижималась Валентина, а вокруг толпились ребята из Боевой школы. У одного из них было лицо Бонзо — он лежал чуть в сторонке, на земле, кровь текла из носа и глаз. «У тебя нет чести», — беспрестанно повторял он. И всегда в самом конце сна появлялись зеркало, лужа воды или гладкая металлическая обшивка корабля — какая-нибудь отражающая поверхность. Сначала в ней постоянно отражалось лицо Питера с кровью, струящейся по подбородку, и змеиным хвостом, торчащим изо рта. Но потом сон изменился — из зеркала уже глядело лицо самого Эндера, только старое и печальное, а в глазах его отражалась скорбь. Он скорбел по миллионам и миллионам убитых, но, по крайней мере, это были его глаза, и Эндер ничего не имел против.
