— Ты не имеешь права нести потери! — орал на него Мэйзер после одного такого боя. — Когда начнется настоящая война, у тебя не будет такой роскоши, как неограниченный запас судов! Придется обходиться теми, что ты привел с собой, и ничем больше. Привыкай выигрывать с минимумом потерь.
— До сих пор я не потерял зря ни одного корабля, — возразил Эндер. — И как я смогу побеждать, если страх перед потерями свяжет мне руки?
Мэйзер улыбнулся:
— Прекрасно, Эндер. Ты кое-чему научился. Но в реальном сражении старшие офицеры и, будь они неладны, гражданские кричат и не такое. Кстати, если бы компьютер знал свое дело, он поймал бы тебя вот здесь и от эскадрильи Тома остались бы рожки да ножки.
И они занялись разбором боя. Завтра на занятиях Эндер объяснит своим командирам то, что показал Мэйзер, и в следующий раз они сработают лучше.
Раньше они думали, что готовы, что сплотились в одну команду. Но теперь, пройдя через настоящие испытания, они еще больше поверили друг в друга — они буквально упивались боем. Даже те, кто не сражался, частенько заглядывали в симуляторы, чтобы просто понаблюдать за ходом сражений. Эндер представлял, каково это — сидеть среди друзей, которые радуются, хохочут, замирают от неожиданности, хлопают в ладоши. Наверное, это здорово отвлекает, но как бы ему хотелось чего-то подобного… Даже там, на плоту, посреди озера, он не был так одинок. Мэйзер Рэкхем стал для Эндера учителем, спутником, но не другом.
Впрочем, Эндер не жаловался. Мэйзер ведь доходчиво объяснил, что жалости ему ждать неоткуда и его личные неурядицы никого не волнуют. Впрочем, бо́льшую часть времени они не волновали и самого Эндера. Он сосредоточился на игре, каждый день учась чему-то новому. Причем он старался думать вперед. Что бы сделали жукеры сегодня, будь они поумнее? И как реагировать, если в следующий раз они поступят именно так? Он жил прошедшими и будущими сражениями, видел их во сне и наяву и гонял своих подчиненных так нещадно, что иногда они нет-нет да огрызались.
— Послушай, ты слишком добр к нам, — сказал ему Алай однажды. — Мы ведь так несовершенны — и как ты нас терпишь? Если будешь и дальше нас так баловать, мы, чего доброго, пожалуй, поверим, что ты и правда нас любишь.
Несколько ребят прыснули в свои микрофоны. Эндер, конечно, уловил иронию и ответил долгим молчанием. А когда снова заговорил, начисто проигнорировал жалобу Алая:
— Все сначала. И на этот раз себя не жалеем.
Они повторили маневр, и все получилось как надо.
Но по мере того, как росло доверие ребят к Эндеру-командиру, их дружба, которую до сих пор подпитывали воспоминания из Боевой школы, распадалась. Ребята все больше притирались — друг к другу, но не к нему, делились тайнами — друг с другом, но не с Эндером. Эндер был их учителем, их командиром, требовательным и таким же далеким, каким был для него Мэйзер Рэкхем.
Что ж, от этого они только лучше сражались. А Эндера ничто не отвлекало от работы. По крайней мере, пока он бодрствовал.
Каждый вечер, уплывая в сон, он проигрывал в уме сцены из только что закончившихся сражений. Но по ночам ему мерещилось другое, совсем другое. Частенько он видел медленно разлагавшийся труп Великана, но не плоский, двухмерный компьютерный труп. Все было настоящим — даже слабый запах смерти, еще витавший в воздухе. Правда, кое-что в его снах было иначе. В маленьком селении, выросшем под ребрами Великана, теперь жили жукеры. Они абсолютно всерьез отдавали ему честь, как гладиаторы, приветствовавшие Цезаря, прежде чем умереть ему на потеху. В этом сне он не испытывал к жукерам ненависти. Он знал, что где-то неподалеку должна прятаться их королева, но даже не пытался искать ее.
Он всегда старался побыстрее уйти от тела Великана, но, когда добирался до игровой площадки, дети всегда были там, глумливые и хищные, всегда носящие знакомые личины. Иногда Питера или Бонзо Мадрида, порой Стилсона и Бернарда. Но чаще, куда чаще у кровожадных чудовищ оказывались лица Алая и Шена, Динка и Петры, а несколько раз он встречал среди них Валентину. Во сне он сталкивал ее в воду и топил. Она билась в его руках, боролась, пытаясь вынырнуть, но потом вдруг успокаивалась, застывала. Тогда он вытаскивал ее из озера и бережно укладывал на плот. Валентина лежала там, с окаменевшим заострившимся лицом, а он кричал и плакал над ней. Снова и снова повторял, что это была игра, что он только играл!..
