Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии - страница 55

Лейбниц в «Монадологии» сформулировал принцип сложного единства множественных единиц бытия – монад. Всякая монада есть целостная единица, воспроизводящая в себе, как в живом зеркале, тотальные свойства универсума. Спиноза ввел в свою философскую систему идею самопроизводства мира посредством его самого – идею causa sui. Кант, говоря о трансцендентных для опыта сущностях, сформулировал антиномии чистого разума. У Гегеля процесс самоконструирования и саморазвертывания становится эпическим романом, в котором дух свободно отпускает себя в природу (представляющую собой инобытие духа), чтобы завершить цикл своего собственного развития. Диалектика Гегеля, развитая в дальнейшем Марксом, становится у Морена основой его диалогики. Ницше заявил о кризисе оснований определенности и показал, что хаос имеет и креативное лицо. В метамарксизме, у представителей Франкфуртской школы, в негативной диалектике Т. Адорно, в диалектике просвещения М. Хоркхаймера, а также в конструктивистской эстетике позднего Г. Лукача можно обнаружить не только многочисленные пассажи с критикой классического разума, но также и наброски, отвечающие духу современной теории сложности.

Для Э. Морена как мыслителя, пришедшего к философскому осмыслению феномена сложности из социологии, немаловажное значение имели также литературные источники. В то время как наука и абстрактная философия, как правило, игнорируют индивидуальное, единичное, конкретное, историческое, литература, особенно в наилучших образцах классического русского и французского романов – в романах Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, О. Бальзака и М. Прус та, раскрывала человеческую сложность в ее живой плоти и во всей глубине раздирающего ее духа противоречия.

«В современную эпоху, в XX веке, – отмечает Э. Морен, – сложное мышление развивалось как бы в промежутках между дисциплинарными областями, начиная с мыслителей-математиков и кибернетиков (Винер, фон Нейман, фон Фёрстер), физико-химиков (Пригожин), биофизиков (Атлан), философов (Касториадис)»[94]. Заполняя эти промежутки, сложное мышление становилось подлинно междисциплинарным, а выходя на метанаучный уровень и осуществляя перенос моделей сложного поведения из одной дисциплинарной области в другую, оно становилось трансдисциплинарным. Трансдисциплинарность – излюбленное понятие и тема для обсуждения у Э. Морена. Трансдисциплинарность становится основой исследований и образовательной практики в XXI в.

Трансдисциплинарность характеризует такие исследования, которые идут через, сквозь границы многих дисциплин, выходят за пределы конкретных дисциплин, что следует из смысла самой приставки «транс». Тем самым создается холистическое видение предмета исследования. Следуя Морену, целесообразнее говорить о полидисциплинарных исследовательских полях, междисциплинарных исследованиях и трансдисциплинарных стратегиях исследования. Он подчеркивает различия между понятиями «междисциплинарность» и «трансдисциплинарность»: «Междисциплинарность может означать только и просто то, что различные дисциплины садятся за общий стол, подобно тому, как различные нации собираются в ООН исключительно для того, чтобы заявить о своих собственных национальных правах и своем суверенитете по отношению к посягательствам соседа. Но междисциплинарность может стремиться также к обмену и кооперации, в результате чего междисциплинарность может становиться чем-то органическим… Что касается трансдисциплинарности, здесь часто идет речь о когнитивных схемах, которые могут переходить из одних дисциплин в другие, иногда настолько резко, что дисциплины погружаются в состояние транса. Фактически, именно интер-, поли– и трансдисциплинарные комплексы знания работают и играют плодотворную роль в истории науки; стоит запомнить те ключевые понятия, которые здесь привлекаются, а именно кооперация, точнее говоря, соединение или взаимосвязь или, выражаясь еще более точно, совместный проект»[95].

Американский математик Джон фон Нейман поставил и обсуждал вопрос о различии между искусственными машинами, которые изнашиваются, и живыми машинами, которые способны самовоспроизводиться. Парадоксально, что детали искусственных машин, сконструированные высокотехнологичным образом и высокосовершенные, портятся, изнашиваются, деградируют, как только машины начинают функционировать, а живые машины, состоящие из очень слабых элементов, таких как протеины, не деградируют при своем функционировании, а напротив, демонстрируют удивительное свойство развиваться, регенерироваться, замещая разрушенные молекулы новыми, а умершие клетки – новыми клетками. Морен показывает, что живые существа-машины способны самоподдерживаться и развиваться не вопреки, а благодаря хаосу, используя процессы деградации на молекулярном и клеточном уровне, чтобы воспроизводить самих себя.