- Подарить, говорю, парашют-то?
- Да нет, дяденька, не возьму. Это же казенная вещь.
- Спишем, - сказал Родион. - Ему уже пора. Чиненый-перечиненый, да еще ты его топором порубила.
- Я нечаянно, дяденька.
- Слышь, тетенька, а сколько тебе лет?
- Девятнадцать.
- Да? - удивился Родион. - Сразу-то я подумал, что вы парнишка.
Он снова засмеялся, радуясь всему, и она улыбнулась. Зубы у нее были ровные и белые, как у барышни на коробке от зубного порошка. И смеялась она по-своему - тихо, будто затаивая смех для себя.
Родиону надо было срочно согреться. Он вскочил, стал прыгать и приседать, вырвал из мягкой земли добрую березку с корнем, раскачал еще одну и тоже выворотил.
- А я думала, вы дяденька! - весело сказала она.
- Дяденьки у нас не прыгают.
- Почему?
- Отпрыгали свое.
- И на пенсию?
- Кто куда.
- А вы в это бучило зачем? - поинтересовалась она. - Чтоб помягче?
Интересная была у нее манера. Она мгновенье думала, прежде чем сказать первое слово, и губы у нее чуть заметно шевелились, будто она уже начала говорить про себя. Потом неспешно и мягко тянула слова - так все говорили в Жигановском районе.
Родион не раз встречал на пожарах деревенских девчат. Они мнутся в разговоре, стесняются неизвестно чего, а эта совсем другая. Форменная бритва. Молчит вот сейчас, ждет ответа, а видать, уже настороже, чтоб тут же резануть. "Чтоб помягче?" Родион не стал отвечать на последний вопрос ясно, что он был с подначкой. Огляделся вокруг, спросил:
- Как зовут?
- Бураном.
- Кого?
- Как кого? - Она кивнула на кусты. - Шалаву эту.
- Да я не про коня, - сказал он. - Вас как зовут?
- Так бы и спрашивали... Пина.
- Что? - не понял Родион.
- Агриппина. А что?
- Ничего. А меня Родион. Давно горит?
- Давно! - махнула она рукой. - Мы всем колхозом пробовали гасить, да только отец слег с той работы.
- Про какой колхоз вы говорите?
- Да про семью нашу.
Родион прислушался. За лесом низко шел самолет - взрывчатку, наверно, сбрасывал. Сейчас Платоныч совсем опростает машину, даст еще один круг, пересчитает ребят и, чтоб все сразу сориентировались, уйдет в сторону пожара. А у них тут начнется.
- От чего загорелось? - спросил Родион.
- Кто его знает! Шатались тут какие-то, с бороденками - не то руду искали, не то карту снимали. Больше никого не было...
- Ну, пойдемте, Пина, - сказал Родион, поднимаясь.
- А у нас баня еще теплая со вчерашнего.
- Ну? Вот это дело! - Он посмотрел на ее странную одежду, на большие сапоги и усмехнулся: - Пина...
- На себя-то гляньте!
- А что?
- Чудище болотное, - засмеялась Пина. - Леший! Здоровый да грязный, тьфу!
На кордоне Родион сразу же полез в баню, а Пина, собрав ему для смены кое-какую отцовскую одежонку, поехала предупредить команду. Она вернулась, когда распаренный Родион, обжигаясь, пил чай в горнице. Отец с лежанки что-то рассказывал ему, а ребятишки, окружившие стол плотным кольцом, безмолвно и жадно разглядывали гостя.
- В порядке там? - спросил Родион, посматривая в окна.
- Вы нехороший человек, - неожиданно сказала Пина. Раздвинув сестренок и братишек, она тоже налила себе чаю. - Очень нехороший! Хитрый.
- Агриппина! - приподнялся отец. - Цыть!
- А что такое? - Родион раскрыл на нее глаза.
- Я им сказала, что ваш приятель в бане, а они переглянулись и говорят: "Понятно". Я сказала, что вы чуть не утопли в болоте, а они опять смотрят друг на друга, перемигиваются. "Ясно", - говорят. А сознайтесь, вы нарочно в болото?
- Что за чушь!
- Они рассказывают, что вы хитрый, как змей. Специально в бучило залезли, чтоб я вас тащила.
- Агриппина! - грозно закричал отец. - Замолкни!
- Ну и трепачи! - Родион крутнул головой, вглядываясь в девушку. Серые глаза ее были преувеличенно серьезны, а влажные полуоткрытые губы таили неуловимую улыбку. - Далеко они?
- У ручья. Вещи стаскали, костер наладили.
- Вы им сказали, что через болото огонь не пройдет?
- А как же! Мы и так знали, говорят. И велели гнать вас отсюда. Говорят, что вы после бани по два самовара выпиваете.
- Вырву я тебе язык, Агриппина! - застонал отец.
- Обопьетесь, а потом лежите, - продолжала Пина. - А тайга горит...
