Пина ушла осторожно, и ей вдруг стало страшно почему-то в лесу. Она побежала к стану и только тут, у котелков, успокоилась. А перед обедом у костра появился Евксентьевский.
- Извините, скоро?
- Все готово.
- Замечательно! - сказал он, прикурил, слабо помотал потухшей спичкой, с гримасой втянул дым. - Но вы! Вы-то как тут оказались?
- А я тоже тунеядка, - ответила Пина. - Прожженная.
- Не смейтесь! Каждый из нас человек.
- Как же вы докатились до такого, человек?
Он усмехнулся, глубоко затянулся дымом.
- Сложный вопрос.
- Семья-то хоть у вас есть?
- Родители? Есть, но я с ними не жил.
- Почему?
- Воспитывали, - опять усмехнулся он.
- И больше никого?
- Было... Жена, можно считать.
- Что же она не поехала с вами?
- Она? Вы что? Это раньше в Сибирь ехали за своими...
- Но раньше, простите меня, было за кем ехать!
- Вот вы культурный человек, - сказал Евксентьевский и сощурил глаза на огонь. - Хотите, я расскажу вам про нее такие вещи...
- Наверно, это любопытно, только надо уже обедать.
- Давайте, - обрадовался он.
- Нет уж, зовите остальных.
Евксентьевский исчез, и скоро к стану сошлись все. Не было только Родиона - он решил просечь еще десяток метров, пока собираются. Начали есть без него - хлеб, консервы, картошку, хрупать редиской.
- Проголодались? - спросил Бирюзов, схлебывая с ложки суп. - Это хорошо, мужики, только вот ты, Виталь, сколько ямок выкопал?
- Плохо копается. - Евксентьевский торопливо сглотнул. - Корни.
- Сколько ямок сделал?
- Три.
- Три?! А еще хочешь стать _полнокровным гражданином_! Знаешь, сколько надо?
- Нет.
- Пятьдесят.
- Всего?
- Да, каждому. И тебе тоже. Ты ведь тут стоять будешь, когда огонь подойдет. И еще одно. Любое дело тут надо начинать с Гуляева, понял?
- Не понял я что-то, - сказал Евксентьевский. - Извините.
- А что непонятного-то? Гуляев тут царь и бог, папа и мама, ясно? Он может, если надо, и обед отменить, и спать сутки не разрешит. А куда поставит - делай свое дело до конца. Это же пожар, мужики. Слово Родиона тут высший закон. Теперь ясно?
Евксентьевский оглядывал пожарников, которые молча ели, всем своим видом показывая, что это все понятно, не впервой, а как же иначе может быть? Евксентьевский заулыбался:
- А если он мне прикажет в огонь прыгнуть?
- Ну так что? Прыгнешь! - сразу ответил Бирюзов. - За Гуляевым. Потому что, если надо, он первый туда. Как уже было не раз...
- Да, всяко бывало, - сказал кто-то из рабочих.
- Прыгали и в огонь...
- Не самое страшное...
Пришел Родион. Часто дыша, сполоснул из ведра руки, намазал кусок хлеба кабачковой икрой.
- Саня! - Родион не садился. - Я, пожалуй, сбегаю к пожару.
- Да я же был там с утра. Пожуй сначала.
- Нет, надо глянуть.
Родион ушел, легко ступая, скрылся за кустами.
- Видали? - спросил Бирюзов и поднялся. - Кончай пировать, мужики, идем.
- И я, - сказала Пина.
- Ну что ж, - разрешил Санька. - Просеку надо сегодня добить, мужики. Дотемна работать будем.
Пина тоже пошла с топором на просеку, которая далеко уже врезалась в лес. Бирюзов хорошо наметил трассу - она шла через еланьки, лиственные куртины и молодняк, сторонилась густых зарослей, а Родион, видать, ее еще выправлял, так что рубить и пилить пришлось мало. Пина добралась до чистой делянки Родиона, увидела его топор, глубоко всаженный в ствол сосны. Она дотянулась до него, однако он сидел мертво. "Медведь", - подумала Пина. Она повела полосу дальше, думая о нем, о том, как он рубит. Ноги стоят широко. Плавный круговой замах. Темная сырая спина вся живет и двигается, а быстрая левая рука мелькает, чистит просеку. Так, наверно, никто не работает. По крайней мере, Пина не видела, чтоб кто-нибудь в ее лесном краю так управлялся с топором. И еще она с удовольствием думала о том, в какое интересное положение попали эти дармоеды. Отлынивать от работы тут нельзя, потому что на каждого своя доля. И сбежать некуда, в тайге любой из них пропадет. У них один выход: скорей тушить. А для этого они должны во всем слушаться Родиона.
Пина срубала мелкие деревца и кусты, собирала и откидывала их, снова бралась за топор.
