Она скоро нашла средство. Молоко и хлеб, иногда яичко для крошки, несколько поленьев, чтобы согреть маленькую железную печку — это необходимо. Остальное не нужно! Она проработала целую ночь, а днём и не вспомнила о куске хлеба, который для себя оставила. Но зато вечером она купила десяток маленьких восковых свечек, всех цветов: и розовых, и голубых, и жёлтых. Она любовалась ими как ребёнок и спрятала их как сокровище.
Маленький мальчик спал.
— Будет у тебя ёлка, мой родной сыночек!
На другой день она съела свой чёрствый кусок. И чего ей ещё? Совершенно довольно! Зато она принесла домой горсть золотых орехов и три румяных, блестящих яблочка. «Я сделаю ему ёлку под новый год!» — радостно думала она. И опять не ложилась всю ночь, и проработала весь день, а вечером, когда отнесла работу, вернулась с целым свёрточком пёстрых пряников и конфеток.
Последний день старого года погас. Наступил вечер.
Опять разыгрался мороз крепче прежнего, и пошёл гулять по огромному городу, и заглянул в глухую улицу, в тёмный подвал, и увидел чудную картинку.
В тесной комнате горел яркий свет. Посреди стояла маленькая кудрявая ёлка и бросала на потолок узорную тень своими стрельчатыми ветвями. Золочёные орехи и красные яблочки, пёстрые конфетки и восковые свечки блестели и горели в тёмной зелени. Хорошенькая была ёлочка, хотя бедная и убогая. Но как хорош был маленький розовый мальчик, который бегал вокруг ёлки, и щебетал как крошечная милая птичка в весенней роще, и хлопал крошечными ручками! Огоньки свечей отражались в светлых глазках; щёчки разгорелись.
— Мама, моя мама! Это моя ёлочка, моя милая ёлочка!
Она целовала его золотую головку. Грудь её ныла и болела. В глазах у неё всё темнело, голова всё кружилась…
— Мой мальчик! Мой родной маленький мальчик… Ты любишь свою маму?..
О, Боже мой! Отчего так дрожат её руки и ноги? От радости или оттого, что она сегодня ничего не ела?
— Моя крошка! О, что будет, если я умру?!
Но не крошке отвечать на этот вопрос. Он бегает и щебечет, щебечет и бегает, пока не догорает последняя свечка. И тогда, утомлённый радостью и волнением, он засыпает на руках у своей мамы.
Она бережно кладёт его на мягкую подушку в корзинку, которая заменяет ему постель. Она зажигает крохотный огарок, чтобы посмотреть ещё на спящего ребёнка, и становится около него на колени.
Тяжело-тяжело дышит бедная грудь. Болит и ноет сердце, но не от воспоминаний. Нет никаких воспоминаний, никаких мыслей нет больше… Всё уходит, голова кружится; она низко-низко склоняется над сыном и только тихо повторяет:
— Мой мальчик! Мой крошечный родной мальчик!
Тихо-тихо. Пахнет смолистой ёлкой. Маленький мальчик спит. Разгорелись круглые щёчки, спокойно лежат на них золотые ресницы; розовый ротик полуоткрыт и дышит спокойно. Пристально, не отрываясь, смотрит на него молодая женщина.
Молодая!.. Где же молодость на этом увядшем лице, в этих потухших, страшно углублённых глазах?
Острая, жгучая боль внезапно наполняет её грудь. Она хватается рукою за сердце, точно думает удержать этою исхудалою, горячею рукою разрывающееся сердце, спасти его для жизни…
— Боже мой! Что же это такое? Моё бедное, родное дитя!
Она склоняется вперёд, дрожит всем телом; тяжёлая голова бессильно опускается на изголовье ребёнка… Но спит, не просыпается маленький мальчик, и не чувствует, что остался один на свете, что нет у него больше мамы.
Она ушла и поручила его новому году…
