– Не могу-у… я не могу решить это сама.
– Ваше Величество, никто не заставляет решать Вас одну. Отдайте Марию Стюарт под суд вместе с другими участниками заговора.
– Вместе?! Судить королеву вместе с Бабингтоном, развозчиком пива?! Вы думаете, о чем говорите?!
Сесилу хотелось еще раз напомнить, что Мария Стюарт вот уже восемнадцать лет не королева, как бы она себя ни называла. У Шотландии есть король Иаков, ставший таковым после отречения своей матери. Временами Сесила просто брало зло, умная Елизавета становилась немыслимо упертой, как только дело касалось королевских прав и регалий попранной соперницы.
– Она не королева Шотландии, Ваше Величество…
И тут до Елизаветы дошло, она почти обрадованно закричала:
– Мария – вдовствующая королева Франции! Мы не можем судить вдовствующую королеву вместе с простыми лордами!
Теперь уже Сесил едва не застонал, как от зубной боли. Конечно, если искать возможность не казнить противницу, ее всегда можно найти.
– Ваше Величество, вы считаете королевскую власть данной Богом?
– Да, считаю, – Елизавета подозрительно покосилась на канцлера.
– Вы считаете, что любой, покусившийся на таковую, должен быть наказан по всей строгости закона?
Она уже увидела ловушку, отрывисто рассмеялась:
– Любой, но не королева, Сесил, не королева!
– Нельзя вечно держать Марию Стюарт взаперти. В следующий раз мы можем не узнать о тайнике в бочке или еще где-нибудь.
Елизавета махнула рукой:
– После договорим…
Она не могла больше вести эту беседу. Прекрасно понимала, что Сесил прав, что бесконечно длиться такая дурацкая ситуация не может. Но что делать? Выпустить Марию Стюарт на волю? Она с радостью уедет во Францию или даже Испанию, а там только и ждут повода, чтобы напасть! Свои паписты с удовольствием поддержат, тогда Лондон ждет Варфоломеевская ночь похуже французской.
Но и держать ее еще двадцать лет под замком тоже нельзя. Сесил прав, с каждым годом заговоры с участием Марии становятся все чаще, какой-нибудь могут и проглядеть. Тогда к власти точно придет бывшая шотландская королева, а это значит паписты. Верно, двух королев в одной стране быть не может, даже если одна из них взаперти!
Елизавета швырнула в угол веер. Мария Стюарт отравила ей почти двадцать лет жизни! Они могли бы стать лучшими, если бы ни эта любвеобильная распутница! В нелепой борьбе с ней прошла молодость, не дав взамен ничего – ни мужа, ни детей, ни даже любовника! И все же она не могла просто казнить Марию! И судить вместе с остальными лордами тоже не могла!
В одну из бессонных ночей Елизавета вдруг сообразила: раз судить пришлось бы королеву, то и суд должен быть таковым! Едва дождавшись утра, вызвала к себе Сесила.
– Я придумала! Суд над королевой должен быть королевским!
Сесил не сразу понял, о чем это она.
– Ваше Величество, Вы собираетесь созвать на суд королей Европы? Уверяю, они прибудут со своими войсками…
Шутка не очень удалась, Елизавета взъярилась:
– Не стройте из себя идиота, Сесил! Королевский суд означает, что вести его будут королевские юристы!
Первым побуждением канцлера было расхохотаться: «Неужели Вы думаете, что тогда в Европе в этот суд поверят?» – но он не зря столько лет рядом с королевой, лишь опустил глаза, усмехнулся:
– Как скажете, Ваше Величество.
Но и Елизавета тоже знала Сесила прекрасно, глянула с прищуром:
– Что вы там усмехаетесь? Хотите сказать, что королевскому суду не поверят? Но они должны быть беспристрастны! И протокол полностью соблюден.
– Конечно, Ваше Величество…
Разговор оставил непонятный осадок, внутренне королева понимала, что эти усилия соблюсти все формальности шиты белыми нитками, как бы ни старались быть беспристрастными судьи, их обязательно обвинят именно в пристрастности. В Англии нет человека, который, будь он протестантом или даже папистом, не был бы убежден, что Мария Стюарт претендует на английский престол и без конца замышляет заговоры против правящей королевы. Это знают все, от канцлера до уличного мальчишки, но даже если в суде будет неопровержимо доказана виновность Марии, скажут, что ее засудили! Мария снова будет отказываться от всего: от своих писем, от своих слов, от слов своих слуг или сообщников, от любых улик. Она так уже делала, когда разбиралось дело о гибели Дарнлея, даже о письмах, написанных, безусловно, ее рукой, заявила, что это подделка!
