На закате маленькая группа незаметно выскользнула из брошенного дома. В городе было почти темно, только северная стена ущелья вверху была залита оранжевым вечерним светом. Это лишь углубляло сумерки на улицах, но, несмотря на это, вокруг было много людей. Поодиночке и небольшими группами они выходили из домов и стекались к центральным площадям. Отовсюду слышалось негромкое пение.
Путники присоединились к общему движению. Неприметные серые плащи скрывали их оружие и дорожные котомки. Сильвен, Элладан и Аэлиндин тихо запели популярную песню к Эльберет, и вся компания перестала отличаться от окружающих.
Обойдя центральную площадь, они прошли перевал и начали спускаться с западной стороны холма. В этот момент впереди, в конце ущелья, полыхнуло красным — лучи заходящего солнца вновь упали на город. Тирион вдруг неузнаваемо преобразился, обращенные к солнцу стены как будто вспыхнули, а все остальное исчезло в глубокой тени. Предметы вокруг потеряли объемность, превратившись в графические красно-черные картинки. В этом фантастическом освещении изысканная красота города стала казаться трагической.
Эльфы на площадях неожиданно запели в унисон. Хор набирал силу, медленная, пронзительно печальная мелодия звучала все мощнее и величественнее.
— Что это? — испуганно спросила Лилиан.
— Так в Тирионе принято прощаться с уходящим солнцем, — тихо объяснил Глорфиндейл.
Под щемящие звуки хора путники углубились в давно опустевшие кварталы северо-западной части города. Пройдя последние дома, они подошли к северной стене ущелья. В неверном красном свете Глорфиндейл с трудом нашел заросший колючим кустарником вход в неширокую щель в скале. По ней действительно шла старая дорога, круто поднимавшаяся вверх. В щели было совсем темно, приходилось идти почти наощупь, но после нескольких зигзагов дорога вышла на карниз над ущельем. Друзья невольно остановились и в последний раз посмотрели вниз, на Тирион.
Вакханалия закатных красок кончалась, черные тени затопили тротуары и поднимались все выше. Один за другим гасли полыхающие блики на крышах, и затихали поющие голоса. Последним вспыхнул и погас, как огонь маяка, шпиль башни Миндон Эльдалиэва, и Тирион погрузился во тьму.
Вторую неделю маленький отряд пробирался по старой горной дороге. Вокруг Тириона на расстоянии дня пути были только безжизненные голые скалы, потом дорога пошла по узким зеленым долинкам, часто вдоль русла ручьев. Воды здесь было вдоволь, но продукты приходилось экономить. Дичь почти не встречалась, хотя пару раз Аэлиндину удалось подстрелить из лука крупных птиц, похожих на фазанов.
Дорогой не пользовались уже несколько тысяч лет, местами она стала почти непроходима. Кое-где оползни и обвалы разрушили ее на большом расстоянии, такие участки приходилось обходить, иногда довольно далеко. Каждый раз Сергей с сожалением вспоминал утонувший с "Викингом" компас. Он пытался на глазок зарисовывать схему местности, по которой они шли, но без компаса это было слишком неточно, и, обходя засыпанные участки дороги, они все время рисковали сбиться с пути.
Тем не менее, несмотря на трудности горного путешествия, настроение у всех понемногу улучшилось. Погони за собой они не заметили, хоть и регулярно выставляли на ночь дозор. Должно быть, ее и не было, о северной дороге мало кто знал, и стражники, скорее всего, до сих пор искали их в Тирионе и Альквалондэ, если вообще еще искали. Наступила самая середина лета, в уютных высокогорных долинках, по которым проходила дорога, травы и цветы стояли по пояс. Ароматный медовый воздух веселил душу. Однако летняя жара не мешала идти, они мало помалу поднялись уже так высоко, что стало свежо и вечерами даже холодно.
Перевалы и крутые повороты открывали перед ними все новые восхитительные картины, и Сергей не переставал дивиться совершенной прелести этой земли. Ему раньше приходилось бывать в альпинистских походах, и он помнил это чувство постепенного отстранения от всех суетных тревог и бед, оставшихся внизу, ничтожных перед лицом вечной красоты этих снежных вершин. Теперь похожее чувство, кажется, охватило всех. Даже в Диминых глазах жгучая боль сменилась затаенной печалью. Он все-таки сумел взять себя в руки и стал почти прежним, инициативным и энергичным, только прежняя радостная улыбка не появлялась больше на его лице. В последние дни он все больше сближался с Глорфиндейлом, они вместе дежурили по ночам, подолгу тихо разговаривали вечерами у костра или просто молча сидели рядом. Их объединили горе и ненависть.
