— Вернемся через несколько дней, — сказал он. — Мы дойдем до подножия Тайгета — посмотрим, чем там можно поживиться.
В другой раз я, может, отправилась бы с ними. Но в тот день я рада была остаться дома из-за упадка сил. Сколько же мне лет? Трудно сказать: время так странно текло после нашего возвращения, да и я давно перестала считать. Наверное, не меньше шестидесяти. Возраст меня давно не заботил, но все-таки эта цифра пугала.
Не прошло и трех дней, как все изменилось. Под вечер второго дня я увидела, как в сумерках на гору поднимается печальная процессия. Люди шли слишком осторожно, чтобы можно было принять их ношу за тушу оленя на шесте. Они несли самодельные носилки, а на них лежал человек, закутанный в одеяло. Я побежала навстречу, как та девочка много лет назад. Я сразу поняла, что это Менелай.
— Его ужалила ядовитая змея, — объяснил Орест. — Он наступил на нее.
Орест откинул одеяло и показал распухшую лодыжку, от которой тянулись наверх зловещие красные полосы.
Лицо Менелая было неподвижно, только глаза испуганно бегали.
— Елена… — прошептал он, не размыкая губ: они не слушались.
— Не разговаривай. — Я взяла его за руку. — Береги силы. Мы найдем противоядие.
Найдем ли? Если бы Геланор был здесь! Ах, Геланор, Геланор! Я до сих пор скучала по нему, так и не свыклась с этой потерей. Он бы придумал, что делать. Я послала слугу за нашим врачом. Менелая отнесли в спальню, бережно переложили на кровать. Я укрыла его драгоценным покрывалом, словно это могло спасти его.
— Елена… — Он по-прежнему пытался выговорить мое имя.
Вбежала Гермиона с криком:
— Батюшка!
Она обняла его, спрятала голову у него на груди. Она не плакала, чтобы не огорчать его. Пришел врач, поднял Гермиону и запрокинул голову Менелая. Тизамен карабкался на кровать, и Гермиона взяла его на руки и унесла.
Я стояла в углу, прикусив кулак. Я никак не предвидела такого развития событий. Поездка на охоту казалась совершенно безобидным развлечением. Мое двойное зрение ничего не открыло мне. Чего оно стоит в таком случае?
Я дрожала. Мне казалось, я навсегда утратила способность страдать, что бы ни случилось. Но это не так. Менелай умирает, и я страдаю. Много лет назад я проклинала его существование, а теперь страдаю из-за того, что он сделал смертельно неосторожный шаг.
Никому не дано жить вечно. Мы знаем это. Мы также знаем, какая смерть лучше, какая подходит человеку, какая — нет. Но часто случается, что смерть не имеет ничего общего с человеком. Менелай — воин, ему полагалось бы умереть в бою, на поле битвы, в расцвете сил, а не от укуса змеи в собственной постели на исходе седьмого десятка. Многие в нашем роду умерли от собственной руки или от руки собственных детей. Менелая настигла тихая смерть. Но ведь он и сам был тихим человеком.
Противоядие и снадобья не подействовали, как я и предполагала с самого начала. Наступила глубокая ночь. Я сидела с одной стороны кровати, Гермиона — с другой. Менелай переводил беспокойный взгляд с меня на нее, выражение лица у него было испуганное и покорное в одно и то же время. Мы с Гермионой успокаивали его. Он что-то силился сказать. Я наклонилась к нему как можно ниже.
— Слушаю тебя.
— Елена, — выдохнул он, — прости меня.
— Мне кажется, мы давно простили друг друга. — Я пожала его руку. — Не мучай себя.
— Нет… я должен сказать тебе…
— Я знаю все, мой друг.
— Нет. Это я убил твою священную змею. Тогда, в Трое… Из ненависти. Прости меня. Теперь она отмщена — я умираю от укуса змеи.
— Ты? Сам?
— Точнее, это сделал по моему приказу мой лазутчик. — Он с раскаянием смотрел на меня. — Скажи, что прощаешь меня. Это единственный поступок за всю войну, в котором я раскаиваюсь. Странно оплакивать змею, когда столько людей убито, правда?
— Она была ни в чем не повинна, она не участвовала в войне. Убить ее — преступление.
— Я знал, что это причинит тебе боль.
— Да.
— Скажи, что ты простила меня, Елена. Умоляю тебя. Мне важно услышать это, прежде чем я… умру.
— Мы причинили друг другу много зла, хотя по природе мы не злые люди. Я прощаю тебя. Надеюсь, ты тоже простишь меня за все совершенное зло.
