— Прощай, старик! — произнес Неоптолем, кривляясь и изображая печаль, потом поднял меч и снес голову Приама. Она покатилась с плеч, а тело рухнуло на ступени алтаря. Расширенные от ужаса глаза на мертвой голове смотрели, как обагряется кровью алтарь Зевса.
Гекуба бросилась на Неоптолема, пытаясь выцарапать ему глаза, но у нее сил было еще меньше, чем у Приама, и Неоптолем легко отбросил ее в сторону. Она ударилась головой об угол алтаря и распростерлась рядом с мужем. Поликсена опустилась на колени и охватила руками мать с отцом. Неоптолем наклонился, за волосы поднял ее.
— Забыл, как тебя зовут, — сказал он. — У старого Приама было столько детей. Сам-то он помнил ваши имена? Что проку иметь пятьдесят сыновей, если ни один из них не сравнится славой с единственным сыном Пелея, моим отцом, и со мной, единственным сыном своего отца? Наша слава переживет века!
— Низкий убийца! — воскликнула Поликсена. — Никто не вспомнит твоего имени, и произносить его погнушаются люди. Даже мое имя будут помнить дольше, чем твое.
— Посмотрим, посмотрим! — Неоптолем оскалился, как череп. — Отведи ее на корабль, — приказал он своему спутнику.
Тело Полита лежало в луже крови, с ней смешивалась кровь Приама, бившая из артерии. Кровь отца и сына снова соединилась в одну.
Я боялась шелохнуться. Помочь Гекубе и ее дочерям я смогу только после ухода Неоптолема. Если же он заметит меня, то отправит на корабль. Листья дерева, за которым я притаилась, задрожали. Будь не так темно, а Неоптолем не так возбужден, он бы обнаружил меня. Скорчившись в три погибели, я молилась, чтобы он ушел.
В эту минуту я почувствовала прикосновение к своему плечу. Все пропало! Меня нашли. Но прикосновение было до странности невесомым. Я подняла глаза и увидела смутную фигуру неясных очертаний.
— Дитя мое, — шепнул голос мне в самое ухо. — Ты слышишь меня?
— Да, слышу, — мысленно ответила я. — Слышу, я твоя раба.
— Ты не раба моя, ты мое дитя.
— Ты Зевс?
— Ты мое приемное дитя, — раздался нежный смех. — Эней — мое дитя по плоти, а ты — по духу.
— Афродита? — догадалась я.
— Да, Афродита. Я здесь, чтобы защитить тебя. Энея я уже вывела из города[29]. Теперь самое время позаботиться о тебе. Покинь это скорбное место и ступай к кораблям. Только тебе и Энею суждено пережить Трою. Такова моя воля.
Нет, подумала я, я не вернусь к грекам. Я не пойду на корабль!
— Дитя мое! Скоро Троя запылает огнем. Если ты выбираешь жизнь, ты должна покинуть город. Если ты выбираешь смерть, тогда другое дело. У смертного всегда есть право выбрать смерть. Иногда смертные им пользуются, что выше моего разумения. Но право остается за ними.
Гекуба шевельнулась, что-то забормотала и приподнялась на локте в луже крови. Лаодика помогла ей встать и прижала мать к груди.
Подоспели остальные греки — видимо, решили, что достаточно выждали из почтения к Неоптолему. Гекуба с дочерьми смешались с толпой троянцев.
Я стала выбираться из дворца все так же под прикрытием деревьев. Передний двор был завален награбленными вещами: трехногие столики, бронзовые котлы, деревянные сундуки, кровати, украшения из слоновой кости. Я с трудом пробиралась по этому складу, то и дело спотыкаясь. Наконец я оказалась на площади и остановилась.
В Пергаме бушевал пожар. Дворец Гектора пылал. Наш с Парисом дворец, храм Афины тоже начинали гореть. Даже коня пламя не обошло стороной. Огненные языки подбирались по ногам к его чреву — чреву, которое принесло смерть в Трою.
Я побежала вниз по улице. Дома на ней еще не горели, но люди — те, кто выжил, — метались в ужасе.
— Спокойно! Главное, без паники! — пытался организовать толпу какой-то человек с остановившимся взглядом, словно не замечая, что происходит. — Нужно построиться и спускаться вниз.
Хорошо одетая женщина вышла из своего дома, поправляя на ходу покрывало.
— Что за шум? Из-за чего такая суматоха? — спросила она. — Добрые люди, разойдитесь по домам! Не следует пренебрегать часами ночного отдыха и вставать до света.
И она величественно удалилась обратно в дом, бормоча на ходу:
— Я сделала все, что могла. Как еще убедить их?
