— Менелай, — был ответ.
Я повернула голову: передо мной, как колонна, возвышался Менелай. Я боялась его пуще огня!
— Вот ты где! — сказал он. — Наконец-то я тебя нашел. Случайно заметил, как ты вошла сюда. — Он потянул меня за руки. — Крепко ты застряла.
Он опустился на колени и стал подкапывать плиту, прижавшую меня. Сдвинув ее, он помог мне выбраться.
— Если бы не я, ты сдохла бы тут, как собака, — заметил он.
— Лучше бы я, чем дети, — ответила я.
Я могла думать только о двух малышах, которые были так близки к спасению и погибли в последний момент.
— Для них лучше смерть, чем жизнь в неволе.
Для меня тоже, подумала я.
— Нужно спешить, — сказал он, сжав мою руку, и повел за собой.
Едва мы выбрались наружу, дом рухнул, взметнув облако пыли и огня.
— Вперед, к кораблям, — скомандовал он, не выпуская меня.
Я заметила, что по его руке течет кровь: он поранился, освобождая меня из-под завала.
LXXII
Пока я спасала детей, а потом Менелай спасал меня, пожар охватил весь город. Дома превратились в погребальные костры, пожиравшие горожан заживо. Многие так и лежали в забытьи на своих кроватях, опьяненные вином. Запах паленой человеческой плоти, знакомый всем по погребальной церемонии и который ни с чем не спутаешь, наполнял воздух.
— Быстрее, быстрее!
Менелай толкал меня в спину широкой, как лопата, ладонью. Другую руку он отставил в сторону — с нее стекала кровь.
Как река во время разлива, поток людей пытался прорваться через ворота, ставшие слишком узкими. Какой-то человек стоял среди этого потока неколебимо, как скала. Он пытался двигаться в обратном направлении, повторяя: «Я должен вернуться домой. Я забыл запереть кладовую».
Перед воротами толпа сдавила нас с невероятной силой, потом вытолкнула наружу. Над моей головой просвистел меч, и Менелай заорал «Идиот!» на солдата, который стоял за воротами и встречал вырвавшихся людей ударами меча.
— Прости, царь! — извинился тот. — Я не разглядел.
— Идиот! — снова обозвал его Менелай.
— В темноте все на одно лицо! — оправдывался солдат. — Как отличишь троянца от грека?
— Своего командующего ты должен отличать с закрытыми глазами! Не теряй времени, работай!
Солдат вернулся к своей работе: он закалывал безоружных людей, едва они показывались в проеме ворот. С другой стороны второй солдат встречал тех, кто смог увернуться от первого. Груды тел лежали на земле, их оттаскивали в сторону, чтобы не преграждали путь новым жертвам. Чуть погодя их тоже свалят в кучу и оттащат в сторону.
— Нам туда! — Менелай указал тропу, отмеченную светом горящих факелов.
За спиной раздался рев. Я оглянулась: Троя превратилась в огненный столб, окруженный черным кольцом стен.
— Идем, идем! — торопил Менелай.
— Оглянись, — сказала я. — Посмотри на дело рук своих.
Передняя часть моего платья полностью промокла от крови и прилипла к телу. Дрожащими пальцами я отстегнула брошь и протянула Менелаю.
— Кровь все течет и течет. Я больше не могу.
— Отчего же? — Менелай взял брошь, словно не узнавая ее. — Ты причина этой крови.
Пока его внимание отвлекла брошь, я попыталась убежать, но он сжимал мою руку железной хваткой.
— Больше тебе не удастся сбежать от меня, моя госпожа, — произнес он и отбросил брошь в темноту. — Я хотел, чтобы ты поняла, какова цена твоей любви. Теперь ты поняла. Ты дорого обошлась троянцам — они заплатили жизнью. А теперь идем.
Путь к берегу, где стояли корабли, показался очень долгим. Позади корчился в агонии город, сполохи огня освещали равнину. Постепенно запах моря стал вытеснять запах горящего мяса, послышались голоса. Я увидела людей, которые ходили около темных громад кораблей.
Менелай подозвал кого-то и приказал:
— Свяжи ее и отведи к остальным. Да веревку возьми потолще, а узел сделай покрепче. — Он криво усмехнулся. — Как все змеи, она так и норовит ускользнуть.
Связав лодыжки и запястья, меня, как дикое животное, посадили на цепь. Когда чуть рассвело, я увидела на берегу других пленниц, привязанных, как и я. Некоторые, видимо наиболее послушные, находились за забором, без цепей. Ни одного мужчины не было среди них. Значит, все троянские мужчины приговорены к смерти: если они не погибнут в огне, то будут заколоты. В свете дня ужасная картина открылась в полном объеме. Равнина была сплошь покрыта грудами человеческих тел: даже не верилось, что в Трое жило столько народу. Насколько хватало взгляда — повсюду изуродованные, неподвижные тела. Все эти люди, еще вчера живые, остались бы жить, если бы деревянного коня не втащили в город. Ни одно поле не видало урожая столь богатого. Между телами людей виднелись трупы лошадей — тех самых, знаменитых троянских лошадей. Греки перебили их, понимая, что не смогут увезти с собой. Сады были вырублены, словно деревья тоже являлись заклятыми врагами. Ничего не осталось от богатств Трои.