Увы, наша радость была недолгой. Мемнон убил нескольких греческих вождей, в том числе Антилоха, сына Нестора. Антилох был слишком юн, чтобы отправиться вместе со всеми из Авлиды, но через несколько лет он присоединился к греческому войску. Антилох был одним из самых молодых, красивых, быстроногих и отважных греков, сражавшихся под Троей. Нестор, предупрежденный оракулом, что должен беречь сына от эфиопа, приставил к нему телохранителя, но это не спасло его. На следующий день после смерти Антилоха Ахилл, горя желанием отомстить, вступил в поединок с Мемноном и убил его в поле. Черная голова Мемнона и его блестящие доспехи легли на вершину погребального костра Антилоха. Так Ахилл снова разбил наши сердца и сердце еще одной матери-богини.
Снова наступил траур. Раньше я думала, что Троя уже достигла предела отчаяния, но я ошибалась. После последнего подвига Ахилла Парис, как одержимый, мечтал убить Ахилла, проклинал себя за упущенную возможность в день гибели Пентесилеи. Он ненавидел себя за нерешительность и колебания, называл трусом и слабаком — вторя своим врагам. Напрасно я пыталась успокоить его, убеждала, что проявление милосердия не означает слабость, просто его милосердие было направлено не по адресу. Ахилл сам никогда не выказывал милосердия, кроме того единственного случая, когда склонился над убитой Пентесилеей. Это неожиданное проявление чувства и привело Париса в замешательство. Но ведь Парис — не Ахилл, говорила я. Неужели Парис хотел бы уподобиться этому чудовищу, человеку с сердцем голодного волка? Парис же упорно твердил, что именно этого он и хотел бы: стать таким же безжалостным, как Ахилл, ибо это помогло бы ему выполнить его задачу. Чтобы убить Ахилла, нужно стать Ахиллом.
Стоял ясный день золотой осени, и вдруг сияющая медью греческая орда хлынула к нашим стенам. Похоже, греки решили добить ослабевшего противника одним ударом. Их колесницы вздымали в долине пыльные вихри. И впереди огромного войска — Ахилл и Агамемнон в своих колесницах.
Я наблюдала за их приближением с высокой башни. Деифоб собирал троянцев, а Главк — немногих оставшихся союзников. Приам давал им печальное напутствие. Печальное — ибо не верил в их победу.
Агамемнон. Я прищурилась, пытаясь разглядеть его лицо, но увидела только темные впадины глаз и зловещий провал рта. Ахилл на левом фланге вел своих мирмидонян, он наклонял голову так и сяк, разглядывая Трою, словно тушу, которую нужно разделать. В его доспехах, когда он ехал по долине, отражалось солнце, они сияли. Приам позже скажет, что блеском и яркостью они выделялись среди других доспехов, как созвездие Гончих Псов — среди прочих созвездий.
Парис стоял рядом со мной на смотровой площадке башни. Он отказался присоединиться к войску, возглавляемому Деифобом. У него был свой план.
— Я воспользуюсь самым надежным оружием. — Парис погладил свой лук, лучший в Трое: наконец-то он примирился с тем, что отличается от братьев. — Мне пора, — сказал Парис и слегка коснулся моего плеча.
— Да направят боги твои стрелы.
Все, что мне оставалось теперь, — это ждать. Я не покидала наблюдательного поста. Может, зря я не обняла Париса — ведь это объятие могло оказаться прощальным. Но я тешила себя мыслью, что жене лучника нечего бояться. Даже если лучник промахнется, это не сулит ему неминуемой смерти. Я уверена, что со временем, несмотря на соображения воинской доблести, лук вытеснит копье и к нему перестанут относиться с презрением. Ведь каждый хочет убить и не быть убитым. Этой цели лучше всего соответствует лук.
Агамемнон остановил колесницу и бросил поводья возничему. Спрыгнув на землю, он начал бить по щиту и выкрикивать оскорбления. По сути, он выжидал, когда Ахилл что-либо предпримет.
Словно нарочно желая подставить себя под удар, Деифоб с отрядом выскочил вперед. Мирмидоняне направились к ним, пытаясь их окружить. Ахилл спешился. Каждый его шаг выражал глубочайшее презрение к противнику. Он даже не скрывал уязвимого места в своих доспехах: высоко задрал голову, обнажив шею, словно дразнил врагов.
— Идите ко мне кто-нибудь, идите! — кричал он. — Что-то я никого не вижу! Или кроме Гектора у вас нет смельчаков? Мне жаль тебя, Троя, если у тебя больше не осталось героев!
