— Я вспомнила свою семью, дочь.
— Мы же знали, что будет трудно.
— Я не знала, насколько трудно и горько, — честно призналась я: невозможно ощутить всю боль разлуки заранее. — Парис, ты хочешь ребенка?
— Да, конечно. Я хочу, чтоб у нас был ребенок. Но он не заменит Гермиону. Один ребенок не похож на другого, так же как один отец — на другого. Я не Деифоб, а Деифоб — не Гектор.
— Я понимаю это!
Он хотел успокоить меня, но причинил новую боль.
— Я все понимаю! Но ребенок принесет нам радость.
Радость, которая будет жить рядом с болью разлуки.
— Будем надеяться, что боги пошлют нам сына или дочь, — сказал Парис.
Прости меня, Гермиона, мысленно просила я. Я не хочу заменить тебя, я знаю, что это невозможно. Я хочу только быть матерью.
На следующее утро я получила приказ — под видом приглашения — прийти к Гекубе и ее дочерям на женскую половину дворца. Я не знала, то ли радоваться тому, что меня признали своей, то ли пугаться. Царица никогда не звала меня к себе со времени моего приезда в Трою. Я поделилась своими сомнениями с Парисом.
— Наверное, она чего-то хочет от тебя. Не давай опрометчивых обещаний.
Итак, мои опасения подтвердились.
— Хорошо, я буду осторожна, — пообещала я.
Когда я вошла в назначенное время, то застала Гекубу уже с дочерьми. Значит, они собрались заранее. Гекуба стояла в центре, и мне вспомнилась гордая Ниоба в окружении своих прекрасных семерых дочерей. Одна из женщин, самая высокая, была не дочь, а Андромаха, которая стройностью и изяществом напоминала тополь. Но остальные девушки были дочерьми Гекубы и окружали ее, как цветы: все разные, но яркие, с сияющими глазами. Одну я никогда раньше не видела, она была младше всех, примерно тех же лет, что и Гермиона. Зависть охватила меня, но я заставила себя улыбнуться и спросила младшую:
— Как тебя зовут? Я тебя раньше не встречала.
— Филомена, — вежливо ответила девочка.
— Это моя младшая дочь, — сказала Гекуба. — Ей от роду десять троянских зим. Одна из них была очень снежной! Остальных ты знаешь?
Кого-то я знала хуже, кого-то лучше, но ни одну хорошо. Креуса почти не расставалась с Энеем, поэтому я всегда видела ее рядом с ним. Кассандру, с ее рыжими волосами, узнать было легко. Лаодику — ту самую, которая при первой встрече говорила о замужестве, — я, конечно, узнала, но с тех пор мы не виделись. У совсем юной девушки внешность была необычная, но запоминающаяся: нос слишком длинный, губы слишком тонкие и прямые, лоб чересчур большой, но странным образом эти черты сочетались в притягательное лицо, которое невозможно забыть. Едва я подумала об этом, как Гекуба, словно прочитав мои мысли, обняла дочь и поцеловала в щеку:
— Поликсена, ей всего двенадцать.
Последней была хрупкая темноволосая девушка удивительной красоты, которую звали Илона. Она только смотрела, говорила мало. Я не поняла, чем объясняется ее молчаливость: застенчивостью или враждебностью. Поначалу их бывает трудно различить.
Девушки разошлись по сторонам, словно рассыпался разноцветный букет. Все они носили одежду разных цветов, и я подивилась богатству выбора тканей, доступному в Трое. Стол у стены был завален рулонами тканей самых разных цветов.
— Теперь, когда ты стала дочерью Трои, тебе надлежит присоединиться к нам, — сказала Гекуба, оценивающе глядя на меня. — Я по рассеянности забыла пригласить тебя раньше.
— И я была единственной в этом обществе, кого родила не Гекуба, — пожаловалась Андромаха и тут же добавила: — Хотя, конечно, она относится ко мне как мать.
— Придет время, и еще кто-нибудь из моих сыновей женится, — сказала Гекуба. — А дочери выйдут замуж. Пока такое счастье выпало только Креусе. Но мы поправим положение. Для этого мы и собрались.
Она повернулась ко мне.
— Ты рассказывала мне про состязания женихов, которые проводились в Спарте. Как ты думаешь, не следует ли нам в Трое объявить о таких же?
Она смотрела пристально, испытующе.
Я оглянулась на ее дочерей. Такое сватовство — испытание не столько для женихов, сколько для невесты.
— Нет, ни в коем случае! Это затея утомительная, неприятная и дорогостоящая.
