— Хорошо, — нетерпеливо махнул рукой Приам. — Надевай дорожные сандалии и в путь.
— Сию секунду, только возьму факел.
Раздался одобрительный смех.
— Пандар, приведи Гиласа, — попросил Калхас. — Пусть он получит благословение царя.
Не успел Приам его остановить, как Пандар уже вышел, усмехаясь. Через мгновение он вернулся с долговязым юношей, который, видимо, стоял за дверью, и подвел его к Калхасу. Юноша опустил голову вниз, при этом на глаза ему свешивались со лба длинные пряди волос.
— Гилас ждет твоего благословения, великий царь, прежде чем отправиться со мной в Дельфы, — сказал Калхас.
— Разве я жрец? А он что, немой? — рассердился Приам. — Он может говорить? И пусть уберет волосы со лба и посмотрит мне в глаза!
Калхас отвел волосы со лба сына, и все увидели свежий шрам, который зигзагом пересекал его лоб, — вот почему он прятал лоб под волосами.
— Прости меня, мой мальчик, — произнес Приам. — Пусть боги изгладят из твоей памяти событие, след которого отпечатался на твоем лице. Желаю, чтобы твое путешествие было благополучным.
Отец и сын склонились в низком поклоне, затем Калхас взял Гиласа за руку и с достоинством покинул зал. Едва они скрылись, Приам возмущенно набросился на Пандара:
— Ты улыбался, глядя на шрам юноши. Это жестоко. Что знаешь о ранах ты, который никогда меча не держал в руках!
Пандар сначала приподнял бровь, потом смиренно кивнул головой.
— Прошу прощения, великий царь.
— Мы свободны? — спросил Антимах. — Уже поздно.
— Да, разумеется. Все могут идти. — Приам взмахнул рукой и посмотрел на нас с Парисом. — Вы тоже.
Солнце уже поднялось, а мы все спали. Я проснулась раньше Париса. Я уже знала: предаваясь какому-либо занятию, он хотел продлить его как можно дольше и потому никогда не соблюдал положенных сроков. Вечером он не хотел ложиться спать, утром — вставать. Вот и сейчас, уставший, он спал, пренебрегая светом дня.
Потянувшись, он потер глаза.
— В своем новом дворце сделаем толстые ставни и будем спать, сколько пожелаем, — пробормотал он и сел на кровати. — Сегодня же займемся проектом. Я позову строителей…
— Так скоро?
— Зачем привыкать к этим комнатам, если все равно придется с ними расстаться? Я не хочу, чтобы у тебя возникло чувство, будто жить со мной — значит все время расставаться.
У меня перед мысленным взором мелькнул дворец в Спарте, но я прогнала это воспоминание.
— Мне кажется, Приаму не понравится эта затея. Возможно, он даже воспримет ее как оскорбление.
— Ничего, мы его одолеем.
— То есть ты одолеешь?
— Да, ради тебя. Женщине, столь прекрасной, что для нее не существует достойного жилища на земле, нужен новый дворец.
— Ты говоришь обо мне так, словно я богиня или каменная статуя. И то и другое неправда.
— Перестань спорить! Дай мне сделать, как я хочу! Я хочу оставить Трое после себя что-нибудь прекрасное. Этот дворец будет стоять тогда, когда нас не станет. В нем будут жить другие поколения, и восхищаться им, и с благодарностью вспоминать наши имена.
Парис почти бегом носился по улицам Трои в поисках подходящего места для дворца. Мы вместе с архитектором, Эвадной и Геланором не поспевали за ним. В Трое мало было свободного от построек места. Здания плотно прилегали друг к другу, стена к стене. Улицы спиралями обвивали холм до самой вершины. На вершине, откуда виднелись и равнина, и море, стояли дворец Приама, с огромными пристройками для детей, кладовыми, хранилищами, мастерскими, дворец Гектора и храм Афины.
— Я хочу строить здесь! — заявил Парис. — Наверху, где ветер свежий и сильный.
— Мне кажется, тебя опередили. Место занято, — заметил Геланор.
Это были едва ли не первые слова, произнесенные им за время пребывания в Трое. Правда, у меня не было возможности поговорить с ним наедине. Не изменил ли он своего намерения уехать?
Парис указал на неожиданно скромный домик, расположившийся неподалеку от дворца Приама на самой вершине:
— Мы заплатим хозяину этого дома.
— На этом месте можно построить такой же дом, не больше. Участок слишком мал, — сказал архитектор. — Новый дворец будет меньше, чем твои нынешние покои.
— Зато место какое замечательное! — огорчился Парис.
