Змейка заскользила по полу и приблизилась к нашим ногам. Она обвилась вокруг них, соединив нас кольцом. Я чувствовала ее холодную гладкость.
— Священная змея вынесла свое решение, — сказала я. — Она сообщает нам, что наш союз подлинный.
— Я знал это. Я только хотел, чтобы ты тоже это поняла.
Мы расстались. Парис пошел будить Энея, а я — прощаться. Если бы это было обычное путешествие, нас бы при ясном дневном свете после торжественного прощания отвезла до Гитиона колесница в сопровождении царского эскорта. Но в нашей ситуации мы вынуждены были под покровом ночи украсть колесницы, а потом мчаться на полной скорости, чтобы до зари прибыть в Гитион и отплыть. Ни остановок, ни отдыха по пути мы не могли себе позволить.
Удастся ли Парису с Энеем раздобыть колесницы и лошадей, не вызвав подозрений у стражи? Это предстояло сделать им самим. Я вздрогнула. Если их схватят, то обвинят в воровстве, и они должны будут понести наказание.
— Удачи! — шепнула я Парису, сжав его руку. — Нельзя допустить провала. Другой возможности у нас не будет.
— Задача не из простых. Мы с Энеем даже не знаем план расположения конюшен и сарая для колесниц. К тому же нельзя шуметь.
— Не думай о трудностях. Забудь о них на мгновение, иначе потерпишь неудачу. Думай только о победе и о нашем будущем. Пора, любимый.
Я показала, в каком направлении ему нужно идти, и он бесшумно исчез, его тень мелькнула в лунном свете.
Лунный свет. Он нам в помощь или в наказание? С одной стороны, нам не понадобятся факелы, дорога будет хорошо видна. С другой стороны, и мы будем хорошо видны на дороге, спускаясь с горы и двигаясь вдоль реки. Это значит, что любой страдающий от бессонницы житель Спарты, выглянув в окно, сможет рассказать нашим преследователям, в каком направлении мы поехали.
Луна, круглая и яркая, горела посреди неба, как белый фонарь. Все предметы, окутанные зловещим холодным светом, казались твердыми и острыми. Они отбрасывали короткие тени. Удивительно, но все казалось чище, чем днем.
Дворец… Каждая плитка на полу, каждая завитушка на двери, каждый выступ на крыше был в моей памяти. И вот я видела все это в последний раз. Мне хотелось погладить каждую колонну, каждую дверную ручку и сказать «Прощай!».
Все замерло, затаило дыхание. Я посмотрела на входной портик огромного здания.
«Ты вернешься сюда. При лунном свете».
Откуда в моем сознании возникли эти слова? Их словно кто-то прошептал. Змеи Асклепия… Может, это второй их дар — способность различать очертания будущего? Нет, лучше не надо. Это не столько дар, сколько проклятие.
И все-таки твердая уверенность возникла и осталась: я вернусь сюда, снова пройду по этой дорожке. Кроме этого — ничего. Никаких картин будущего.
Не обращай внимания, сказала я себе. Это все миражи, призраки будущего. Сегодня время действия, время поступка.
Я проскользнула — бесшумно, как змея, — в покои родителей. Они крепко спали. Охранники перед входом в спальню тоже спали, я не потревожила их. В лунном свете я хорошо видела лица отца и матери. Они ровно дышали во сне, укрытые теплыми шкурами — ночи стояли еще холодные.
Я склонилась над ними, долго всматривалась в их лица, потом закрыла глаза, чтобы запечатлеть их образы в памяти, и снова смотрела, чтобы лучше запомнить.
Мне хотелось их поцеловать, но я боялась разбудить их. Сердце болело.
— Прощайте, отец и матушка, — мысленно сказала я им. — Не презирайте меня, не переставайте любить меня.
Оставаться долее не было сил, я вышла. Я направилась в комнату Гермионы. Я хотела так же молча попрощаться, но когда увидела дочь, то поняла, что расстаться с ней выше моих сил.
Я склонилась над дочерью и смотрела, как безмятежно она спит, с легкой улыбкой на губах. Она была так прекрасна и так неотделима от меня, как моя душа. Я не расстанусь с ней.
Я коснулась ее плеча и шепнула:
— Гермиона!
Она медленно открыла глаза и посмотрела на меня.
— О мамочка… — спросонок пробормотала она.
— Гермиона, — я старалась говорить как можно тише, — ты хочешь отправиться в путешествие?
Он вздохнула и повернулась на другой бок.
— Не знаю… В какое путешествие?
