Реджинальд уселся на обеденный стул; солнечный свет пробивался сквозь синие нейлоновые занавески, и комната казалась прохладной, мирной — в общем, казалась таким местом, где можно провести в тиши и покое много лет.
— Я боюсь. Не позволяй ей это делать.
— Тише, дорогая. — Мадам Орлофф покачала головой. — Нам нужно прогнать мерзавца, иначе он опять возьмет тебя за горло — это уж как пить дать.
Она прижала большие руки к голове Реджинальда и закрыла глаза.
— Я не буду повторять обычные формулы, так что не удивляйся тому, что я скажу. Я просто концентрируюсь — так мне легче собираться с силами,
Она начала трясти голову Реджинальда взад и вперед, высоким, писклявым голосом повторяя детскую песенку:
Черная тварь из глубин,
Ты убирайся скорее,
Врежу тебе посильнее,
Сильный удар хоть один.
Она дергалась, дрожала, и янтарные бусины тряслись, как кости в коробке, и раскачивая голову Реджинальда и сжимая его виски, толстуха издавала яростные вопли.
— Ах, не хочешь, ты, гнусный маленький мерзавец! Кусаться вздумал? Убирайся, убирайся, убирайся...
Убирайся, а иначе в морду дам,
Убирайся поскорее, а не то, Хорошенько ты получишь по задам, Твое рыло превратится в решето.
Больше не хнычь, разобьет паралич,
Ты не охотник, а глупая дичь.
Мадам Орлофф оторвала руки от головы Р ед- жинальда и повалилась в кресло; она довольно долго просидела так, протирая вспотевшее лицо большим красным платком.
— Надо сделать передышку, родные мои. Черт побери, я из-за него вспотела как свинья. Бывали у меня трудные случаи в свое время, но этот уж точно самый крепкий орешек. — Она сжала кулак и потрясла им, указывая в сторону Реджинальда. — Можешь пялиться на меня, как кот, который стянул бекон, но я с тобой расправлюсь. — Она обернулась к Сьюзан. — Принеси стакан воды, дорогуша.
Сьюзан выбежала из комнаты, и мадам Орлофф тряхнула головой.
— Тебе надо за ней присматривать. Она горячая штучка и притягивает их, как коровье дерьмо притягивает мух, если хочешь знать моем мнение. Она мягкая и уступчивая, и они проникают в нее легко, как нож в масло. Ты уже вернулась, дорогая? Не надо так носиться, а то с тобой удар случится.
Толстуха жадно отпила из стакана, который ей протянула Сьюзан, потом потерла руки.
— Да, от этой работы жажда пробуждается. Ну, как сказал епископ актрисе, устроим еще один дубль.
Она встала и снова ухватила голову Реджинальда с обеих сторон. На лице толстухи отразилась мрачная решимость.
— Теперь, дорогой мой, я хочу, чтобы ты мне помог. Напрягись. Да, это самое подходящее слово. Напрягись. Одержимость — это немного похоже на запор. Тебе нужно напрячься. Повторяй про себя «Старого Билла Бейли». Это очень помогает. Готов?
Реджинальд попытался кивнуть, но не смог этого сделать — уж слишком крепко его держала мадам. Он только пробормотал: «Да».
У плохих лошадок нет овса,
Крольчата горностаев не боятся.
(Напрягись — старый Билл Бейли)
Киска это вам не кот,
Только кто их разберет.
Голос мадам звучал все громче, она чала кричать, и большая синяя ваза, стоявшая на каминной полке, внезапно рухнула вниз и разбилась.
— Напрягись...старый Билл Бейли...давай, мы его поймали! Давай... давай... катай-валяй...
Из окна, из-за двери,
Как здесь бедно, посмотри,
Не скрипи зубами...
Кресло повалилось на пол, книги посыпались с полок, коврик взлетел с пола и обвился вокруг лампы, и холодный ветер взметнул занавески. Мадам Орлофф понизила голос, но он все еще звучал отчетливо и неожиданно грустно.
Одинокий странник в темной ночи,
Ты не останешься, ты помолчи.
Кровь и плоть друг другу нужны,
Мы живем только миг и друг другу важны. Улетай в бесконечность, в бездонную пасть, В вечном ничто обречен ты пропасть.
— Пожалуйста, прекратите! — Голос Сьюзан прорвался сквозь вой ветра, но торжествующий крик мадам Орлофф звучал гораздо громче.
— Тужься. тужься. Он выходит. Да, выходит легко — это легче, чем глаз из глазницы выдавить. Он борется за каждый дюйм, но старая Мамаша Перкинс слишком много их перевидала. Выходи, красавчик, выходи, вниз, в тот край, где черные горы сияют вековечным незатухающим пламенем, и белые черви ползут по искаженной земле, как будто обгладывая труп в жаркий полдень. Уходи. иди.
