Та ее разочаровала.
— Да был у меня водопляс. Заговора на неделю хватило, а потом скакать перестал и вместо воды только пыль выплевывал… Не для нашей жары та игрушка, только половики все полиняли.
— Фирма хорошая… С гарантией, — не сдавалась огорченная собеседница. Поджала губы, в сомнении покосившись на небо, безжалостно расплавленное солнцем.
— Спасибо, что подвезли! — Брюс спрыгнул с телеги, на краю которой трясся почти час.
Добрые тетки подобрали пешехода, когда Брюс возвращался из Мокромхов, самого близкого к Стогорам города. Пешком, впрочем, было бы ненамного медленнее, чем на неторопливой телеге.
— Может, яблочек? — предложили щедрые попутчицы, забыв о досаде на ненадежных производителей магических безделушек.
Брюс отрицательно покачал головой. Что ему действительно хотелось, так это узнать, кто у них так настойчиво шебуршит в клетках.
…И все равно, как ни сокращал он путь, добираться пришлось в сумраке. Лишь край небес огненно тлел, да над центром Стогоров подрагивало оранжевое марево фонарей. Зато крайние улицы тонули во тьме. Тут ложились рано.
Зашуршали сухими ветками деревья Окраинного сада. Еще несколько лет назад здесь вызревали отличные яблоки, а теперь их приходилось привозить. Но деревья, даже не зеленеющие по весне, хозяин сада Дугонь не вырубал из суеверия.
Ну, теперь только пересечь улицу Мятную, и цель достигнута…
Дом в конце переулка был самый большой и добротный. А черенки для высаженных вокруг него роз возили из оранжерей с Золотой земли. И шипы у этих трепетных цветочков — размером с фалангу пальца. Брюс оставил на этих шипах не один клок своих штанов.
Здесь проживал лекарь Фомн со своей дочерью Аянной. Вон то окно на втором этаже — ее комната. А света в нем нет.
Брюс замешкался, засунув руки глубоко в карманы. Левый был пуст, если не считать травяной трухи, зато в правом прохладно запуталась меж пальцами металлическая змейка. Золотое ожерелье с самоцветами, обменянное сегодня в Мокромхах на монету эпохи Земледержца Огняна.
Монета жгла Брюсу ладонь, и это был самый разумный способ от нее избавиться. Как можно быстрее.
— Эй! — Стукнул тихонько ставень сверху. — Хватит сопеть, лучше помоги!
Тоненькая, легкая фигурка привычно скользнула по барельефу, украшавшему стену под приоткрытым окном. Брюс едва успел подхватить Айку, когда она прыгнула вниз. Одна из проклятых роз все же успела мстительно цапнуть когтями его за лодыжку.
— Я ждала тебя раньше… — выдохнула девушка после головокружительных мгновений, во время которых было не до болтовни.
Да и желания такого не возникло. Каждый раз, когда Брюс оказывался рядом с ней, все остальное исчезало, становилось неважным и бессмысленным.
— Извини, задержался. — Брюсу было жаль говорить. От слов вкус ее губ улетучивался.
Глаза Аянны в темноте блеснули.
— У отца — срочный вызов, так что ты мог войти, как приличный человек, через дверь.
— Тут привычнее. Да и какой из меня приличный человек?
Девушка тихонько засмеялась.
Они были знакомы с ней тысячу лет. Точнее, пятнадцать. С того дня, когда его, семилетнего привезли в Стогоры и отдали подлечить раны лекарю Фомну. А у лекаря оказалась дочь Айка, на четыре года младше Брюса.
Поначалу, несмотря ни на что, Фомн спокойно относился к их дружбе. И к происхождению тоже. Лекари в восприятии простецов не зря слывут разрешенной версией некромантов. И те, и другие имеют дело с плотью — живой ли, мертвой ли — и склонны к снисходительному цинизму…
А Айка… Она была такая бойкая, порывистая, веселая. В общем, вовсе не такая, как отец или сам Брюс. И каждый раз казалось, что лишь рядом с ней в хаосе Брюсовой души воцаряются покой и гармония. Словно все элементы разом встают по местам.
— Смотри, что я тебе привез.
Брюс поднял руку девушки и выпустил из своего кулака металлическую змейку, тут же уютно свернувшуюся в Айкиной ладошке. Даже во мраке камни замерцали, словно концентрируя весь робкий свет с округи.
— Вот это да!.. — Девушка зачарованно перебирала звенья ожерелья. — Откуда оно?
— Купил.
— Действительно купил? — вдруг раздался глуховатый, низкий голос.
Брюс с Аянной подались в стороны, как дети, застигнутые на горячем. Да, собственно, так оно и было.
