Улыбаюсь.
- Ты же не это хочешь спросить.
- Значит, это был не сон, - произносит она обречённо.
- Нет. Но почему это тебя так огорчает?
Я действительно не понимаю, почему люди предпочитают шарахаться от неизвестного и искать «рациональное зерно» там, где его не может быть принципиально и категорически. На собственном примере я убедился, что лучше выглядеть глупым, чем быть им. Почему же мне не удаётся передать свою уверенность в правоте близким мне людям?
- Ты волшебник?
- Был бы волшебником, мы бы сейчас не выясняли отношения, а порхали бы где-нибудь в Космосе, вдыхая вакуум.
- Тогда кто?
Она требует от меня ответа на вопрос, которой я и сам себе стараюсь не задавать. Она хочет узнать от меня то, что ей положено выяснить самостоятельно.
- Не знаю.
- Неужели ничего нельзя с этим сделать?
- Зачем «с этим» нужно что-то делать?
Неконтролируемые слёзы льются у неё из глаз, замутняя и без того нечёткую картинку.
- Ты не любишь меня?
- Люблю.
Через полчаса мы сидим с ней на кухне и пьём чай в полном молчании. Мне пока нечего сказать, а у неё проблема противоположного свойства — избыток слов. Она тарахтит что-то про то, как все эти дни не находила себе места. Как перемена погоды отражается на её здоровье. Как трудно в наши дни найти девушке работу, если она придерживается строгих правил морали. Потом её вдруг выносит в совершенно другую область.
- Как ты думаешь, мы встретимся когда-нибудь с теми, кто умер?
Вот тебе приехали. Но у меня почему-то готов ответ.
- Сомневаюсь.
- Почему? Никакой души нет?
- Есть, но не в ней дело.
- А в чём?
- Они не хотят с нами встречаться. Им это не нужно.
- Но ведь...
- Они счастливы, если тебя устроит такое объяснение.
- Без нас?
- В том числе, благодаря этому.
Алина пытается представить себе, как бы ей удалось не думать о её папе и маме. Обо мне. Её коробит от этих мыслей.
- Но это гадко!
- Вовсе нет. Гадко причинять друг другу боль, думая при этом, что проявляешь заботу. Гадко навязывать свою модель поведения. Считать свои эгоистические убеждения чьим-то благом.
- Ради любви можно и потерпеть. Иначе что? Одиночество?
- Вполне вероятно.
В её глазах я вижу ужас и страдание.
- Ты ненавидишь людей.
- Нет. Ненависть к людям — это расточительство. Впрочем, как и человеческая любовь.
- Уходи!
Я стою у станции метро. Мимо меня идут люди. Невыспавшиеся, злые, озабоченные, ищущие виноватых, лелеющие в себе радости, увлечённые будущим, наполненные важностью, скорбящие, покорившиеся судьбе, заблуждающиеся, пребывающие в сладком неведении. Бесконечный поток смертей и болезней. На многих из них я вижу тёмные пятна. Где-то на самом дне сознания бродит мысль о том, что нужно куда-то бежать и кого-то спасать. Убиваю её, как назойливую муху.
Фальк ждёт меня в условленном месте: на скамейке в Центральном Парке Развлечений. Когда и как мы условились, мне неизвестно. Осознание договорённости вдруг приходит ко мне — вот и всё.
- Догадываешься, о чём я хочу тебя спросить? - начинаю я нашу беседу.
- Угу.
Эмоциональную окраску его мычания можно интерпретировать, как угодно.
- А я всё равно спрошу.
- Ну, так спрашивай уже.
- Что будет, если я найду в Учреждении себя?
- Земля налетит на небесную ось, - язвительно цитирует он Михаила Афанасьевича.
- Я серьёзно.
- И я серьёзно.
- То есть у тебя есть возражения?
Фальк кривится.
- У меня встречный вопрос, - говорит он. - За кого, интересно, ты меня принимаешь?
- За того, за кого ты сам хотел. Не я тебя отыскал на просторах Элема, а наоборот. Я знаю твоё имя, но тебя нет в моём сценарии.
- Допустим. Что это нам даёт?
- И ты — единственный, кого я здесь воспринимаю, как нечто... живое.
- Делаешь успехи.
- Значит, я здесь не по своей воле?
Он качает сокрушительно головой, как бы говоря: учишь тебя, учишь...
- А вот это уже чистой воды рассудочная спекуляция! Причём, параноидального свойства.
Смотрю на детишек, совершающих опасные кульбиты на качелях. Где их родители?
- Мороженого хочешь?
Не улавливаю в его словах издевки и соглашаюсь молча, кивком головы. Фальк подзывает лоточника. Долго выбирает два эскимо. Протягивает одно мне. Мы синхронно разворачиваем фольгу. Выглядит продукт натурально, но есть его не хочется. Бросаю свой в урну. Фальк следует моему примеру. Перекусили, называется.
