Элеанора и Парк - страница 4

— Элеанора… — сказал мистер Стезман. — Знаменитое имя… Королевское имя. Ты знаешь об этом?..

— И имя жирной бурундучихи,[4] — прошептал кто-то за спиной Парка. Послышалось хихиканье.

Мистер Стезман указал на пустую парту в первом ряду.

— Мы сегодня читаем стихи, Элеанора, — сказал он. — Читаем Дикинсон.[5] Может, ты хотела бы начать?

Он открыл ее книгу на нужной странице.

— Читай, — сказал он. — Громко и четко. Я скажу, где остановиться.

Новенькая посмотрела на мистера Стезмана, словно надеялась, что он шутит. Но поняв, что он вполне серьезен — мистер Стезман всегда был серьезен, — стала читать.

— «Я вечно в голоде жила…» — начала она. Кто-то прыснул.

Боже, подумал Парк, только мистер Стезман мог заставить пухленькую девушку читать стихотворение о еде — в первый день ее появления в классе.

— Продолжай, Элеанора, — подбодрил мистер Стезман.

А она начала заново. Чего, подумал Парк, делать не стоило.

На этот раз Элеанора читала громко:

Мистер Стезман не останавливал ее. Так что она прочитала все стихотворение — ровным, холодным голосом. Точно так же она разговаривала с Тиной в автобусе.

— Это было чудесно! — сказал мистер Стезман, когда она закончила. Он сиял. — Просто великолепно! Я надеюсь, ты останешься с нами, Элеанора. Хотя бы до тех пор, когда мы займемся «Медеей». Именно такой голос и нужен, когда она прилетает на колеснице, запряженной драконами.

Когда новенькая появилась на уроке истории, мистер Сандерхоф не стал выделываться. Но, увидев ее имя на листке с письменной работой, все же сказал:

— О! Королева Элеанора Аквитанская!

Она сидела в нескольких рядах перед Парком. И, насколько он мог судить, провела все занятие, созерцая пейзаж за окном.

Парк так и не сумел придумать, как сбежать от нее в автобусе. Или — как сбежать от себя. Так что просто воткнул в уши наушники и выкрутил полную громкость еще до того, как девушка села на соседнее кресло.

Слава богу, она не пыталась заговорить с ним.

Элеанора вернулась домой до того, как пришли младшие — и отлично! Ей не хотелось их видеть. Прошлым вечером встреча обернулась полным идиотизмом.

Она столько представляла, каково это будет — наконец вернуться домой. Она так сильно скучала по ним всем — и думала, что ее возвращение станет праздником с конфетти и фейерверками. Грандиозной вечеринкой.

Но когда Элеанора вошла в дом, братья и сестра будто бы не узнали ее. Бен едва взглянул на нее, а Мэйси — та вообще сидела на коленях у Ричи. От этого зрелища Элеанора взорвалась бы, не обещай она матери, что будет вести себя идеально до конца своих дней.

Только Маус подбежал поздороваться с Элеанорой. Она с радостью взяла его на руки. Ему уже исполнилось пять лет, и он прилично весил.

— Привет, Маус, — сказала Элеанора. Его называли так с тех пор, когда он был совсем крошкой, — и она уже не помнила почему.[7] Ей он всегда больше напоминал большого взъерошенного щенка — вечно восторженного, вечно норовящего вскочить к тебе на коленки.

— Смотри, пап, это Элеанора, — сказал Маус, спрыгивая на пол. — Ты ее знаешь?

Ричи сделал вид, что не слышит. Мэйси смотрела на нее и сосала палец. Элеанора уже много лет не видела, чтобы Мэйси так себя вела. Теперь ей было восемь, но с пальцем во рту она выглядела как несмышленый младенец.

Мелкий не помнил Элеанору вовсе. Сейчас ему, должно быть, два года. Он сидел на полу рядом с Беном. Бену сравнялось одиннадцать. Он уперся взглядом в стену за телевизором.

Мать взяла спортивную сумку с пожитками Элеаноры и понесла ее из гостиной в спальню. Элеанора отправилась туда же. Спальня оказалась крошечной — там едва помещался шкаф и двухъярусная кровать.

Маус вбежал в комнату следом за ними.

— Твоя постель верхняя, — сообщил он, — а Бен будет спать со мной на полу. Мама уже предупредила его, и Бен плакал.

— Не бери в голову, — мягко сказала мать. — Придется потесниться, но ничего страшного.

Эта комната была слишком мала, чтобы тесниться еще больше, но Элеанора ничего не сказала, а просто побыстрее отправилась в постель. Что угодно, лишь бы не возвращаться в гостиную.