Ладно, будь она еще уродиной. Из тех, к которым не привыкаешь даже спустя время. Это еще можно было бы понять.
Еще вчера Яна жаждала разорвать Андрюшу. Встретить где-нибудь и разорвать голыми руками, она даже не сомневалась, что у нее хватило бы сил. Она не хотела признаваться даже самой себе, насколько сильно задел ее самолюбие учитель своим отказом. Нет, дело вовсе ни в этом! Она лишь испытывала справедливое негодование. Он ведь сам пялился на нее в первый день. Посматривал, стараясь, чтобы никто в классе этого не заметил. Конечно, она ему понравилась. Не могла не понравиться, даже такому мудаку, как он. Можно сказать, он сам ее спровоцировал. Разве нет? Не смотри он на нее такими голодными глазами, она и думать ни о чем бы ни стала. Кому он нужен? Со своими цветными однотонными рубашками и пустыми карманами?
Он спровоцировал ее своим жалким взглядом мужика, с которым не пойдет ни одна баба, спровоцировал, после чего отказал. И он сделал это нарочно, она же видела, как он хотел пойти к ней домой. Видела. Он просто решил ее унизить! Понимает, что она никогда не будет с ним, завидует ее внешности и, улучив подходящий момент, швырнул в нее комок грязи.
Почему-то вчера у нее мелькнула мысль, что он, подлец такой, даже расскажет кому-нибудь об их последнем разговоре. Директрисе, например. Эта мысль, кроме злобы, принесла нечто похожее на страх, чувство практически незнакомое Яне Ковалевской. И она невольно приготовилась к отпору. Отрицать — вот, как надо поступать в подобных ситуациях. Отрицать и вызвать в себе бурю справедливого возмущения! От того, что ее так непостижимо оболгали.
Как ни странно, сегодня она была спокойной. Во всяком случае, если сравнивать со вчерашним. Может, встала с той ноги, с которой и нужно было встать. Так или иначе, сегодня она уже смогла думать о другом, не только об Андрюше и о том, что же ей теперь с ним делать. Конечно, она это просто так не оставит. Сидеть на его уроках и знать, что он про себя смеется над ней? Только ни это! Она еще не знала, как поступит в дальнейшем. Полагалась на интуицию и на случай.
И случай пришел. Сначала в лице математички, потом одноклассницы Лены.
Математичка зашла в учительскую следом за Андрюшей. Пожилая, некрасивая, она шла, переваливаясь, будто жирная утка. Когда-то у нее был сложный перелом бедра, и с тех пор она прихрамывала. Она носила юбки, и ее белые, точно личинки червей, лишь наполовину прикрытые ноги усиливали отталкивающий эффект.
Учительница шла из противоположного крыла второго этажа, и у Яны оказалось достаточно времени, чтобы «вести» ее взглядом. Математичка мало кому нравилась и уж, тем более, Яне. Слишком жесткая, предъявляет непомерно высокие требования, стремится, чтобы ученики на ее уроках сидели тихо, без движений. Яна смотрела на нее без особых эмоций и, когда женщина уже протянула руку к двери учительской, поймала себя на мысли, что очень многое зависит от того, что о том или ином учителе ты услышала изначально. До того, как смогла поближе его узнать.
Яна уже убеждалась в этом. Постороннее мнение оказывалось мощной составляющей чьего-то образа, и от него сложно было избавиться позже, даже когда собственный опыт общения с данным человеком подсказывал, что люди, скорее всего, ошибаются. Даже ни сложно, а практически невозможно. Для этого понадобились бы определенные усилия. Труды, не имевшие смысла, особенно в отношении учителей.
Получалось, стоило Яне услышать о математичке что-нибудь хорошее, тем более, несколько таких высказываний, до того, как та провела у ее класса пару уроков, и учительница долгое время оставалась бы в ее глазах лучше, чем есть на самом деле. И наоборот.
Конечно, это правило было верным не только в отношении математички. В отношении любого учителя. В том числе и Андрюши.
Это было то, что надо. Яна попала в точку. Если про нового учителя рассказать парочку непривлекательных историй, мнение о нем у одноклассников обязательно пошатнется. Иначе и быть не может. Это не совсем то, что он действительно заслуживает, но кое-что. Надо же с чего-то начать. Позже отыщется еще что-нибудь.
