Оказалось, что на постоялом дворе сейчас имеется только одна свободная колесница, остальные еще не вернулись или же не нуждались в ремонте.
– Замок, – приказал Генерал джинну колесницы, как только они уселись и застегнули ремни.
– А конкретно? – спросил джинн устами размещенного на груди барельефа, уже поднимая колесницу в воздух.
– Верхняя терраса на башне Хассана.
– Эта терраса уже закрыта для…
– Знаем.
– Как уважаемые господа желают.
Они взлетели над низкими застройками пригорода. Замок маячил на горизонте черным кулаком, глубоко внедрившимся в звездное небо. Вознесенный вверх на крутой скальной колонне приблизительно на пол-змея, сплавленный из одного куска камня-некамня почти что четыреста лет назад, он существовал над Чурмой в неизменной и невозможной к изменению форме, служа очередным королям Объединенной Империи в качестве дома, крепости, дворца и административного центра. Генерал прекрасно помнил тот день, когда Шархвал наконец-то активизировал много лет конструируемое заклятье, вырывая из внутренностей планеты гигантскую массу раскаленной лавы, чтобы затем формировать ее среди проливного дождя и грохота молний, в заслоняющих все и вся клубах горячего пара – в Замок, придуманный древним кошмаром.
Они спикировали на Башню Хассана, громадный палец черного строения, сейчас указывающий в самый центр Жабьего Поля. Горизонтальные снопы света, бьющие из башни сквозь большие и малые окна, а также другие отверстия, превращали ее в столп какой-то наполовину материальной световой лестницы. Колесница влетела на одну из наивысших ступеней этой лестницы, притормозила и мягко осела на выдвинутой далеко в бездну челюсти террасы.
– Мы на месте, – сообщил джинн. – Мне подождать или можно возвращаться?
– Не жди, – сказал Закраца, копаясь в кармане. – Сколько?
– Два восемьдесят.
Майор еще не успел заплатить, как Генерал уже был у входа в зал для постоя. При этом он в последний раз глянул на небо. Защищаемая сферическим искривлением пространства пехота Завоевательной Птицы как раз отрезала войскам Княжества Спокойствия путь к отступлению.
***
– Главнокомандующий Армии Ноль, генерал урвитов Объединенной Империи, пожизненный член Совета Короны, пожизненный сенатор Объединенной Империи, почетный член Выборного Совета, королевский советник, двукратный регент, Страж Рода, Первый Урвит, ректор Академии Военных Искусств, кавалер орденов Черного Дракона и Чести, семикратный Кассиц Мечей, Комендант Замка, граф Кардль и Бладыга, Раймунд Каэсил Мария Жарны из Варжхадов!
Генерал вошел и поглядел на привратника. Тот замигал. Генерал не спускал глаз. Привратник пытался улыбнуться, но тут у него задрожала нижняя губа. Генерал стоял и глядел.
– Успокойся, а то у бедняги сердце не выдержит, – буркнул первый министр Бирзинни, проглядывая устилающие стол бумаги.
– Тебя он тоже так объявлял?
– Я не Железный Генерал, мне еще нет восьмисот лет, титулов у меня чуточку поменьше.
– Чуточку.
– Видал? – спросил закопавшийся в придвинутом к окну кресле король, указывая подбородком в небо над Чурной.
– Видел, Ваше Величество, – согласился генерал, подходя к нему. Богумил Варжхад курил сигарету, стряхивая пепел в поставленную на коленах пепельницу в форме раковины. На парапете, возле его левого локтя стояло одно из дистанционных зеркал, отражая образ Зала Советов во дворце Князя Спокойствия в Новой Плисе; голосовой рубин зеркала был выдвинут. В зале этом царил хаос, не меньший, чем на Жабьем Поле.
– Сучья Птица, везет ему как какому-то долбаному гурлану. – Варжхад раздавил сигарету, но тут же вынул из портсигара и закурил следующую. – У ёбаного Щуки фазу перемкнуло, и Птица ударил именно тогда, пол-клепсидры урвиты чертового князька шли без прикрытия, половина из них сдохла от недостатка кислорода. Ни хера не понимаю, ну почему Щука, у которого вместо головы задница, не отступил. Что, блин, золота мешок у них закопан под этим обосранным Жабьим Полем?
Ни для кого не было секретом, что язык, которым в обычных ситуациях пользуется молодой король, значительно отличается от стандартов, обязательных в аристократических кругах, вот только наблюдаемое у него в последнее время усиление концентрации нецензурных выражений указывало на крайне паршивое и постоянно ухудшающееся состояние нервов повелителя.
