И ни одно из их опасений не было безосновательным, всяческий страх — стократно верным.
К тому же, Лопес с Целинским чувствовали себя преданными. Целинский был звездой Пятого Департамента. Прадуигу знали чуть ли не во всех мирах; для их охраны выделяли по несколько десятков человек. Тем временем, Данлонг пожертвовал ими — просто-напросто пожертвовал — ради информации, которую они могли выявить. Круэта с его солдатами это не удивляло. Лопес припомнил разговор в кабинете Данлонга: "Так это мы должны стать порцией пушечного мяса", — сказал тогда майор. А Данлонг на это: "Майор Круэт — профессиональный самоубийца". Внезапно до них дошло, что подобная клаузула была вписана между строк и в их контрактов. Есть вещи ценные и более ценные, а жизнь человека незаменимой ценностью не является. Совсем даже наоборот: незаменимых нет. Попросту Данлонг слишком часто заставлял их делать выбор между злом и меньшим злом. Меньшее зло оставалось таким лишь до тех пор, пока его таким не признают, но тогда оно автоматически становится наибольшим, ибо признанным. Это болезнь всех богов, рожденных от мужчины и женщины.
— Не понимаю, как это могло уйти от нашего внимания, — удивлялся Целинский. Сидели — он, Прадуига и сержант Хо — в одной из комнат дома Охлена с большими окнами и пытались утопить свой страх в на первый взгляд логичной беседе. Было утро третьего дня их пребывания на Земле Христа. — В соответствии с теорией альтернативных миров, они являются отражением возможностей, которые не проявились в нашем мире. То есть, если сегодня на завтрак ты ел сегодня яйца, то можешь быть уверен — независимо от того, какую из Земель признаешь оригинальной — что существует такой мир, в котором ты этих яиц не ел, и что как раз именно это и представляет точку развилки данных реальностей. Любое, в буквальном смысле любое квантовое событие (а совершенное — или нет — действие поедания упомянутых яиц представляет всего лишь крупномасштабную манифестацию возможного осуществления мириадов миллиардов таких событий) для каких-то двух вселенных является именно такой точкой; график волновой функции вселенной плоский как доска, любой его вариант с тождественной космологической постоянной одинаково правдоподобен. То есть, было вполне очевидно, что где-то там, за какой-то пленкой безмерности, крутится вселенная, в которой Иисус не погиб, не воскрес, не был распят, но основал свое земное царствие — поскольку такая возможность имелась. Это единственная и полнейшая причина существования такой вселенной: поскольку такая возможность имелась! Тем временем, не было разработано никаких инструкций для такого обстоятельства, никаких анализов, Деревьев, совершенно ничего — могло бы показаться, что именно такая деформация, одна-единственная, не имела права случиться. И, честное слово, я не понимаю, почему.
— Может потому, что большинство в Пятерке — это атеисты, — буркнул Прадуига.
— Но в этом случае, тем более они должны были рассмотреть это как обычный исторический факт и расписать для него Дерево.
Деревом в Бюро Стрелок называли обширные исторически-социологические прогнозы, составляемые на основании одного конкретного измененного в прошлом события. К примеру, брали Аттилу и задавали вопрос, что бы случилось, если бы этот Бич Божий умер в детстве? От этой точки во времени расходились, словно ветви могучего дерева, линии деформаций реальности. И — парадоксально — чем дальше от ствола, тем ветви становились толще, гуще и раскидистей: тем более искаженной делалась история. Могло показаться, что такие преждевременные анализы не имеют смысла: ведь на сколько более вероятно то, что мир споткнется на Васе Пупкине, который утром проснется на несколько секунд раньше по причине сонного кошмара. По сравнению с подобными фактами, количество фактов, признаваемых историческими, ужасающе ничтожно. Но дело было не в том; никто и не надеялся, что будет открыт мир, измененный аккурат одной из непосредственных причин какого-то важного для истории выбора. Деревья были обеспечением. А Земля Демайского: преждевременная смерть безымянного негра из буша.
