Экспонента - страница 41
Проблема была не только в заработной плате. Промышленная революция действительно означала рост благосостояния, увеличение продолжительности жизни и улучшение ее качества для всех. Но для большинства рабочих первым эффектом индустриализации стало изменение условий труда — часто нежелательное. Начиная с конца XVIII века технологии переместили миллионы людей с полей, ферм и мастерских на фабрики. В 1760-х годах, до начала промышленной революции, британский рабочий трудился в среднем 41,5 часа в неделю. К 1830 году этот показатель вырос до 53,6 часа — продолжительность рабочего дня увеличилась на 1,5 часа[128]. К 1870-м годам, когда викторианская экономика в основном завершила переход от сельского хозяйства к промышленности, рабочий трудился 57 часов в неделю. Требования начальной индустриализации затронули и другие страны современного развитого мира. К 1870 году средний американец работал 62 часа в неделю, а австралиец — всего на 6 часов меньше.
Чарльз Диккенс лучше других авторов показал XIX век как время эксплуатации, страданий и бедности. В романе «Тяжелые времена», опубликованном в 1854 году, Диккенс описывает ужасные условия жизни в промышленных городах на севере Англии, где копоть и пепел висят в воздухе, рабочие почти ничего не получают и при этом постоянно работают. Но условия труда нового времени были печально известны еще до Диккенса. В 1814 году английский поэт Роберт Саути, прикинувшись испанским дворянином[129], так описывал жизнь рабочих в Бирмингеме:
У меня до сих пор кружится голова от стука прессов, грохота моторов и вращения колес; моя голова болит от множества адских звуков, а глаза — от света адских огней, и я могу добавить, что мое сердце тоже болит при виде стольких людей, занятых адским трудом и выглядящих так, словно им и не суждена была лучшая участь… Шум Бирмингема не поддается описанию; молотки, кажется, никогда не утихают. Грязь ужасающая. Какими бы грязными ни были некоторые из наших старых городов, их грязь не оскорбительна, она лежит себе кучами, которые не раздражают никого, кроме тех, кто находится в пределах небольшой досягаемости выделяемой ею вони. Здесь же она активна и подвижна, это живое воплощение зла, наполняющее всю атмосферу и повсюду проникающее[130].
В написанном тридцать лет спустя фундаментальном исследовании «Положение рабочего класса в Англии» Фридрих Энгельс говорит об условиях жизни в городах как о «скопище крайней нужды, которой мы должны стыдиться»[131].
Один из способов осмысления социальных проблем, вызванных индустриализацией, — восприятие их как разрыва между скоростью технологических и социальных изменений и скоростью институциональной и политической адаптации. Неспособность государства регулировать рабочие процедуры и правила во времена промышленного переворота отражала предубеждения аграрной и аристократической элиты: у Великобритании была современная экономика, но явно досовременный политический порядок. Как сказал мне бывший премьер-министр Великобритании Тони Блэр: «Существовал временной разрыв между изменениями и политиками, которые должны были на них реагировать»[132]. Работа на фабриках начала должным образом регулироваться только с принятием Фабричного законодательства и Акта от 1833 года[133]; возникновение рабочего движения и системы социального обеспечения для защиты интересов городского рабочего класса заняло гораздо больше времени.
Современные институты, подобно их викторианским предшественникам, также сталкиваются с проблемой соответствия быстро меняющимся технологиям. Но теперь разрыв будет расти куда быстрее. В экспоненциальную эпоху на радикальные изменения уходят не десятилетия, а годы, а иногда и месяцы.
Именно поэтому стоит задуматься о том, что же на самом деле представляют собой эти институты. Само слово вызывает ощущение солидности: внушительное здание полиции, большая церковь, вздымающаяся вверх штаб-квартира ООН в Нью-Йорке. Однако институты — это не здания. Это нечто большее. Это системы, управляющие нашей повседневной жизнью, нашими действиями, как публичными, так и частными, а также нашими отношениями друг с другом.
