figure class="banner-right"
figcaption class="cutline"
Реклама
/figcaption
/figure
«Этот газохимический комплекс по масштабу можно сравнить, например, с совместным проектом Dow Chemical и Saudi Aramco “Садара” или с газохимическими мощностями на Тайване. Это огромный проект, поэтому слова Путина “Работы начинаются прямо завтра” указывают на то, что он прекрасно понимает масштаб предстоящих работ: чтобы в 2018 году доставить газ китайцам, потребуются колоссальные технологические усилия. Все эти технологии существуют, но они сложно внедряемые, тем более в той местности и в том климате, где будет осуществляться строительство. Скорее всего, России потребуются новые партнеры, и в плане финансов, и в плане технологий», — говорит
Фарес Кильзие
, глава консультационной группы Creon Energy, работающей в секторе ТЭКа.
Крупнотоннажным курсом
Впрочем, у России есть опыт реализации подобных проектов. Так, с 2010 по 2013 год «Сибур» построил в Тобольске газохимический промышленный комплекс по производству 500 тыс. тонн полипропилена в год. Более того, в Тобольске готовится к запуску проект «ЗапСиб-2» с годовым производством 1,5 млн тонн полиэтилена и 500 тыс. тонн полипропилена. Таким образом, комбинат в Белогорске — это лишь элемент куда более масштабного плана по расширению газохимии, который откроет для России принципиально иные возможности по развитию производств конечной продукции из полимеров. А участие в этих крупных проектах Sinopec делает ненужным создание аналогичных производств в Китае.
Строительство газопровода «Сила Сибири» (в перспективе — создание единой общероссийской газотранспортной сети) и мощный газохимический комплекс — проект такого масштаба, что он будет способствовать развитию Дальнего Востока, тому самому, о котором в последние год-два так много говорилось. Это и рабочие места собственно в газовых проектах, и транспорт, и строительство, и смежные производства. Например, можно ожидать, что теперь будут реализованы ранее подвешенные проекты Национальной химической группы, которая планирует создать в регионе производство 5 млн тонн жидкой химии (метанол и аммиак), развернуть крупное производство карбамида (до 2,6 млн тонн — потенциально крупнейшее производство в России), а также других азотных удобрений.
Понятно, что на этом фоне разговоры о цене на газ для Китая несколько отходят на второй план. Конечно, при себестоимости газа с учетом создания всей инфраструктуры в 270–290 долларов за тысячу кубометров отпускная цена в 330–380 долларов выглядит невпечатляющей (при довольно реалистичном варианте «330 минус 290» — и вовсе скромно). Однако понятно, что основная выгода от проекта совсем не здесь, а в том, что в стране появится передовая крупнотоннажная газохимическая промышленность, с огромным потенциалом работы и на внутренний рынок, и на экспорт.
Глобальные последствия
Но, конечно, значение российско-китайского газового контракта выходит далеко за рамки экономических отношений двух стран. Потребности Китая в газе колоссальные. Хотя бы даже по экологическим причинам надо переводить энергетику с угля на более чистые источники, прежде всего на газ. В том же Пекине, который расположен в котловине, когда нет ветров, смог стоит такой, что фактически невозможно дышать. И на будущий китайский спрос рассчитывали многие — а сегодня они дезориентированы. Так, контракт серьезно бьет по производителям СПГ, по всем, кто был уверен, что СПГ — это продукт будущего. Не исключено, что ряд игроков по СПГ в связи с этим контрактом вынужден будет отойти от своих планов. Например, в Мозамбике запланировано шесть очередей предприятий СПГ на юге страны и четыре очереди на севере — все с расчетом на рынок АТР. Теперь, наверное, организаторы проекта в Мозамбике призадумаются.
Другое следствие контракта — косвенный удар по Европе. «Европейская промышленность, по крайней мере ее газохимическая часть, уже сегодня находится в неконкурентоспособном положении. Сегодня газохимики Европы шлют в свои правительства письма: мол, выручайте, энергетика США становится нам не по зубам. Если же еще и энергетика Китая станет им не по зубам, то положение окажется совсем тяжелым. Если немецкая промышленность еще как-то переживет, то в менее развитых странах Европы положение отрасли критическое. Непонятно вообще, что они будут делать, — говорит Фарес Кильзие. — Поэтому нынешний российско-китайский контракт переформатирует всю мировую отрасль. Контракт готовился десять лет, и все были в ожидании, будет он подписан или нет, но, когда подписание состоялось, все оказались буквально ошарашены этим. Эффект такой, что можно даже ожидать: политическое давление на Россию, имеющее место, например, в связи с украинским кризисом, теперь лишь усилится. По крайней мере, это не исключено. И тут весьма показательна молчаливая реакция на контракт в Европе».