– За что? – возмутилась до глубины души Лилит. – Я ничего не сделала.
– За угон общественно транспорта, за порчу имущества, принадлежащего не Вам, за попытку ограбления…
– Что? – до обвинения в попытке кражи, казалось, что ее глаза больше не могут расшириться, но как только прозвучало это обвинение, они чуть ли не выкатились из орбит.
– Молодой человек написал заявление, что Вы путем гипнотического воздействия, попытались обокрасть его. Как только он это заметил, сразу начал сопротивление, на что Вы взяли разводной ключ и ударили его им по голове, а затем выкинули орудие в окно…
– И вы поверил в эту чушь? – Лилит была в гневе, она думала, что вот-вот начнет задыхаться от злости.
– Мисс, у него на лбу поперечный порез! Он от госпитализации отказался, и заметьте, не скрылся в парке…
– Какими же надо быть дуракми! – закричала Лилит, перебив его, и ударила ладонью по сетке.
– Мисс, аккуратнее со словами, все может быть использовано против Вас и к вашему ночному разбою вполне может добавиться оскорбление полицейского при исполнении…
«Ну, замечательно! О какой идиллии я думала десять минут назад? Да у нас многовековая война, у которой нет конца и не будет, да она вообще не имеет временных границ, только боевые действия, причем постоянные! Даже если создается видимость, что вроде все нормально, но в головах готовится стратегический план атаки! Левиафан никогда не отступит… Я тоже!», в ее голове начали выстраивать мысли и планы великого возмездия, но внезапно они оборвались.
«О чем я думаю? Какая месть? Я через какое-то время буду сидеть за решеткой, а там, мои шансы как-либо отомстить равны нулю… О, боже, хуже всего, что мне и позвонить-то кроме него некому больше, но я не буду ему звонить! Да, он специально это сделал, чтобы в очередной раз убедиться в своей превосходстве, услышав мои просьбы! Не буду звонить!»
Маленькая комнатушка метра четыре на четыре, с двумя кроватями, на которых лежали не понятного цвета матрацы, перемешанные с грязью и ацетоновыми разводами. Единственное окно с решеткой выходило на улицу, но чтобы посмотреть из него Лилит надо было встать как минимум на стул, которого в камере не было. Железная дверь была с окошком наверху. В камере никого не было, кроме Лилит, так что хоть в этом она чувствовала себя немного лучше.
Прошло три дня. Лилит из последних сил старалась сдержать данное себе обещание: не звонить. С каждым часом ей становилось все противнее и противнее. У нее не было душа и ванны в течение трех дней, по камере постоянно ползала какая-то живность, то маленькие паучки, то жучки, то тараканы. И каждый раз, увидев очередного представителя насекомых, Лилит кричала не своими голосом, словно она была живьем в огне. К ней тут же бежал дежурный и отчитывал ее, как маленького ребенка, между тем тайно питая к ней огромнейшую симпатию и мысленно желая ее.
Еда была еще хуже, и порой Лилит даже терялась, что было более омерзительным, вид того, что было в тарелке или чистый паук на стене. Даже сама посудина была отвратительнее, чем ее содержимое, у собак тарелки чище были, чем у нее.
В коридорах постоянно кто-то орал, чего-то требовал. Мимо камеры проводили то проституток, то наркоманов, то, возможно, каких-то нелегалов. Всем объясняли права, обязанности и обвинения, и все это было постоянно около камеры. Девушка потихоньку начала сходить с ума от всего, что там творилось.
К обеду она ходила туда-сюда по комнатушке, нервно думая звонить или нет.
– Эй! – крикнула она, топчась около двери на цыпочках, пытаясь разглядеть кого-нибудь в коридоре.
Она еще раз ударила в железную дверь и несколько раз позвала дежурного.
– Мисс? – наконец он объявился, он стоял по ту сторону двери и рассматривал глаза девушки.
– За меня…никто… не вносил…чего-нибудь… – еле слышно спросила она, переминаясь с ноги на ногу.
– Извините, мисс… – пожал он плечами.
Лилит отвернулась от окошка и медленно съехала по двери на пол. Она уткнулась носом в колени и тихо зарыдала.
– Но вы можете позвонить… Вы имеете на это право! – офицер попытался ее успокоить, услышав жалостливые всхлипывания.
