И вот, когда наступает такой момент, наполненный больными чувствами, кажется, что жизни больше не будет, что легкие уже больше никогда не смогут наполниться чистым кислородом. Хочется превратиться в мумию, сразу же иссохнуть, не взирая на молодость. Кажется, что сведенные пальцы на ногах никогда больше не расслабятся. Электрический импульс, судорожно сокращающий мышцы, никогда не покинет тело. Мини апокалипсиса, конец света одного создания, его тела, его жизни.
Безразличие подло скрылось. Можно плевать на всех без оглядки, чем все и занимаются. А попробовал бы кто-нибудь плюнуть на себя! При этом судорожно не просчитывая ходы и итоги выгоды, которую можно поиметь, плюнув на себя. Безразличие и «Я» работают вместе только тогда, когда они объединены против кого-то другого, против друг друга они никогда не смогут пойти. И всем певать, что происходит вокруг, кто умирает, кто рождается. Кому какое дело? Миру глубоко начихать на кого-то конкретного. Кто он такой, чтобы целый мир одного человека обратил свое драгоценное внимание на другого? Кажется, что в целом мире человеческих миров нечего делать таким товарищам, как Люцифер или Иисус. Кто они? Кто они такие по сравнению с эгоцентризмом человека? И все старательно берегут свое «Я» – своеобразное кощеево яйцо. Разбей «Я» и считай человека больше нет. Он падает плашмя на пол и трясущимися руками начинает собирать свое разбитое на частички «Я», что-то клеит, а что-то приходится и выкинуть, и в итоге уже получается чужое «Я». Но очень тяжело добраться до тайника, в котором спрятано «Я».
Левиафан напролом, продираясь сквозь к тернии к звездам, без жалости и сожаления к себе, почти нашел этот тайник. Он уже стукнул в дверь, за которой находится «Я». Но вот вопрос: а оно ему зачем? Что получает человек, разбив чье-то самолюбие, эго? Эстетическое и моральное удовольствие? Или это сильная и совершенно не нужная демонстрация характеров, которая обычно приводит к глобальной не совместимости. А раз он уже ломится в дверь, за которой стоит драгоценный сундук с эго, то рано или поздно дверь откроется, и эго убьют. А что происходит, когда эго не ранено, а когда оно мертво, убито, его вообще нет? Нет больше и его хозяина.
Лилит их отношения напоминали армию, где все время идет подавление чей-то личности, чьего-то достоинства и характера. Но она слишком любила свое «Я», чтобы так просто открыть дверь и позволить его уничтожить.
– Hallo, Sebastian… – Он набрал номер своего немецкого друга. – Wiegeht’sdir? – Левиафан включил громкую связь и развалился в кресле.>19
– Recht gut. Danke. Was gibt’s?>20
– Ich will sie ermorden…Ich bin so müde. Es konnte so nicht weiterlaufen.
– Was meinst du? Das kannst du nicht Machen! Sie soll leben!
– Ich kann es nun nicht mehr
– Mein Gott, was ist denn da passiert?
– Wie üblich. Sie will mich umbringen. Kein Rettungsmittel. Keine Hoffnung. Ich bin in sie verliebt . Ja. Ich bin. Das ist ja schlimm, so geht es doch nicht. Es ist schrecklich. Ich töte sie
– Ruhig, mein Freund! – призвалСебастьян. – Bist du verrückt ? Und nun laß sie in Ruhe.
– Nein. Aber ich will sie sterben. – УсталоответилЛевиафан, прикуриваяочереднуюсигарету.
– Was? Die schöneste Frau! Das ist, was du schon immer wolltest! Jetzt hast du sie! Warte, jemand geht…
– Ok dann…
– No, no, don’t worry. That’s my assistant and she doesn’t know English. We can keep talking. I just don’t want you to let go being in such a depressed mood. I’m thinking of what you may do and…no, keep talking now!
– Okay, okay, – рассмеялсяЛевиафан. – I’m always glad to have a talk to you. What things are you speaking about that I may do? I don’t want her to live that’s all. I don’t want to bring her back. I don’t want her to touchme. To kiss me. Tospeaktome!
Голос Левиафана дрожал. Наверное, впервые в жизни эта дрожь, глотающая слезы отчаяния и боли, была вызвана женщиной. Ему было стыдно это признавать, но Себастьяну он мог довериться.
– What does she do? Can you describe what exactly she does? What makes you be so upset and hopeless? I no longer know you…
