– Давай уедем! У нас скоро год, как мы вместе мучаемся… Хочу, чтобы второй год начался в другой стране, в другом городе. Италия. Рим. Давай уедем в Рим? Я куплю там дом. Ты проживешь там потрясающую жизнь, и тебе не о чем будет беспокоиться в старости, я все оставлю тебе. За десять-пятнадцать лет, про которые ты говорила, ты выучишь итальянский. Ты будешь самой красивой девушкой в Италии… Давай уедем… Давай первого января откроем глаза в аэропорту имени Леонардо да Винчи. Сменишь место – сменится сама жизнь. Тебя ведь ничего здесь не держит, ты ни к чему не привязана…
– Но… От перемены мест слагаемых сумма не изменится – прошептала Лилит, нежась с закрытыми глазами у него на груди. – Но ты прав. Меня здесь ничего не держит, кроме тебя. Давай уедем! Мне нравится эта затея! Но ты должен пообещать мне кое-что!
Левиафан прикоснулся к ее лицу и внимательно посмотрел. Слово «обещать», вылетевшее из женских уст, очень пугало его. Последняя особь женского пола, к которой он относился достаточно серьезно, и которая осмелилась требовать обещаний, сгорела живьем.
– Почему я должен обещать? И что? – подозрительно спросил он.
– Потому что в этом случае я вверяю тебе свою жизнь, свое будущее, и мне не очень хочется, чтобы ты ее загубил в неизвестной мне стране. И к тому же, кроме обещания ты ничем не можешь подтвердить свои слова. А пообещать ты мне должен, что не бросишь меня там хотя бы в первое время. А если бросишь, то благоприятно отправишь домой, а не выкинешь в мусорный бак, как использованную салфетку.
– Это я могу пообещать! – расслабился он. – Я обещаю, что чтобы не случилось, лично у тебя проблем с выживанием там не будет.
16
«Еще полтора месяца до официального прихода зимы, скорее бы уже! Надоело занудство и вся эта тягомотина, дождь, солнце, туман и снова все снова, а потом все вперемешку, а потом все снова по-отдельности. Ну, вот какого черта спрашивается все небо усеяно бледными тучами на фоне черного космоса? Время три часа ночи, а я не могу уснуть. Сегодня сон забыл обо мне, зато не обделил собой Левиафана, лежит, как столетний труп и даже не шевелиться. И куда же без дурацкой ухмылки? Может он о чем-то мечтает прямо во сне? Но для него не существует мечты. Все что он хочет, он идет и получает, как в ломбарде, только при этом даже залога не оставляет. Мне тоже так хочется. Но с другой стороны, я все еще могу мечтать. А он уже нет. Где глупый сон? Почему он не пришел ко мне?»
Лилит тихо встала и пошла вниз. Расположившись за столом, она пила горячий чай и неотрывно смотрела в окно, как будто кого-то ждала, кого-то очень важного. Но естественно никто не приходил, кроме порывов ветра, в которых проносились одиночные, сухие листья мимо стекол. Как она ни старалась, звезды так и не смогла разглядеть, все было утянуто серыми облаками. «Ну, хоть бы дождь, что ли пошел!», Лилит еще раз слезно взглянула в черноту с серыми мазками.
Рука беспрерывно туда-сюда поднимала из кружки чайный пакетик, не понятно только для чего она это делала. Мысли не шли в голову так же, как и сон. Кругом была пустота: в небе, в голове, в глазах и в окнах. Возможно, просто захотелось посидеть в ночной тишине и не напрягаться, и чтобы никто не приставал.
Она закрыла глаза и расслабилась, но спать никак не получалось. Перед глазами понеслись различные картины с непонятными сюжетами. Такое ощущение, что она провалилась в зыбкий бред, не в сон. Ей казалось, что она все видит сквозь закрытые веки.
Мир поделен на несколько экранов. В одном текла чья-то жизнь, непонятная, какая-то пустая и безликая. В другом смело шла ее собственная жизнь, наполненная негативом и черным цветом. А в третьем окне жил окружающий мир, как и в обычном спектре жизни.
«После переезда в Италию мне придется поступать в другой университет. Интересно, я смогу перевестись и хотя бы не на первый курс? Но я не выучу за два месяца язык… Значит надо работать, и будет уже не так тоскливо. Левиафан раз в три дня обязательно куда-то уезжает, он находит, чем себя занять, а я нет. Он совсем меня разбаловал, я обленилась до невозможности, странно что еще не потолстела… А деревья все лысеют и лысеют, становятся мерзкими. Противно смотреть, хотя бы снегом, что ли забросало эти корявые и голые ветки. Я такая же, голая и корявая. И даже если я оденусь или залезу в сугроб по горло, это все равно не изменит реальности. Я чужая, и здесь все чужое, кроме Левиафана. Чуждо как-то мне сегодня, как будто я пришелец. Я хожу с большой головой, с тремя глазами, и кожа моя зеленого цвета. Но никто не замечает этого, все безразличны к чудовищу с черными глазами на шарикообразной голове. Да мне и самой безразлично все. Я хочу спать, но сон не идет ко мне, даже ему безразлично, что он кого-то обделил собой в этом мире».
