— Это не то. Не комфортабельно. Впрочемъ, я поговорю съ архитекторомъ.
— Вамъ бы жениться лучше, — посовѣтовалъ я.
— О, это очень трудная вещь — бракъ. У меня есть двѣ дѣвушки на примѣтѣ — не знаю на какой изъ нихъ остановиться.
— А какая между ними разница?
— Хлѣбный элеваторъ.
— Удивляюсь я вамъ, американцамъ… Все вы сводите на деньги да на элеваторы. Могли бы хоть тутъ послѣдовать влеченію сердца. Каковы онѣ собою?
— Одна миніатюрная, небольшого роста, килограммовъ около пятидесяти вѣсу, другая высокая, хорошо развитая дѣвушка.
— Килограммовъ въ шестьдесятъ?
— Да, около этого. Вотъ, вы тутъ и посовѣтуйте!..
— И совѣтовать нечего. Женитесь на той, которая вѣситъ больше.
Онъ съ сомнѣніемъ посмотрѣлъ на меня — не смѣюсь ли я.
— Однако… Это, кажется, нѣсколько меркантильный взглядъ…
— Ничуть! — горячо воразилъ я. — Вы подумайте. Что такое жена? Это нѣчто такое, что дороже всего человѣку. И если этого дорогого, прекраснаго, будетъ на двадцать процентовъ больше, то не ясно ли, даже не умѣющему считать, что отъ этого счастье обладанія любимымъ существомъ подымется на такое же количество процентовъ.
Онъ снисходительно пожалъ плечами.
— Эти европейцы неисправимые идеалисты. Впрочемъ… Пароходъ нашъ уже подходитъ къ Генуѣ… Мы сейчасъ разстанемся. Я совершенно незаметно провелъ съ вами два часа сорокъ семь минутъ. Очень радъ. Не откажитесь принять отъ меня на память эту любопытную вещицу!
Джошуа вынулъ изъ бумажника зубочистку и благоговѣйно протянулъ ее мнѣ.
— Это что такое?
— Это замѣчательныя зубочистки. Ихъ всего у меня три и каждая обошлась мнѣ въ 300 долларовъ.
— Изъ чего же онѣ сдѣланы? — изумился я.
Онъ самодовольно улыбнулся.
— Изъ пера на шляпѣ Наполеона Перваго, на той самой шляпѣ, въ которой онъ былъ на Аркольскомъ мосту. Мнѣ было очень трудно достать эту вещь!
Джошуа Перкинсъ пожалъ мнѣ руку, надѣлъ пиджакъ, засвисталъ фальшиво и зашагалъ за носильщикомъ.
Я подошелъ къ борту парохода, бросилъ наполеоновскую зубочистку въ воду и сталъ смотрѣть на закатъ…
Генуя знаменита своимъ Campo Santo; Campo Santo знаменито мраморными памятниками; памятники знамениты своей скульптурой, а такъ какъ скульптура эта — невѣроятная пошлятина, то о Генуѣ и говорить не стоитъ.
Впрочемъ, есть люди, которые съ умиленіемъ взираютъ на такіе, напримѣръ, скульптурные мотивы:
1) Мраморный дѣтина, въ мѣшковатомъ сюртукѣ, брюкахъ стараго покроя и громадныхъ ботинкахъ, стоитъ у чайницы, долженствующей, по мысли скульптора, изображать могилу отца дѣтины; дѣтина, положивъ подъ-мышку котелокъ, плачетъ. Ангелъ сидя на чайницѣ, тычетъ въ носъ безутѣшному молодцу какую-то вѣтку.
2) Огромный барельефъ: внизу, на крышкѣ гроба стоитъ ангелъ и передаетъ, вытянувъ руки, парящему наверху ангелу — покойника, съ безмолвной просьбой распорядиться имъ по своему усмотрѣнію.
3) Безносая смерть тащитъ упирающуюся дѣвицу въ склепъ.
4) А вотъ дѣвица, судьба которой лучше — ее просто два ангела ведутъ подъ руки къ вѣчному блаженству.
5) Цѣлая композиція: мраморный хозяинъ умираетъ на мраморной кровати, окруженный домочадцами; налѣво господинъ въ мраморномъ галстукѣ не то утѣшаетъ, не то щекочетъ пальцемъ даму, возведшую глаза горѣ.
Всюду невѣроятное смѣшеніе старомодныхъ сюртуковъ и панталонъ съ ангельскими крыльями, ангельскими хитонами, ангельскими обнаженными руками и ангельскими факелами въ рукахъ.
Ангельское терпѣніе нужно, чтобы пересмотрѣть всю эту безсмыслицу.
Во время нашего путешествія по этому безконечному морю испорченнаго мрамора — произошелъ странный инцидентъ.
Именно, Крысаковъ, который задержался около стучащейся въ райскія двери дѣвицы, вдругъ догналъ насъ, блѣдный, и въ ужасѣ зашепталъ:
— Со мной что-то случилось…
— Что такое?
— Сколько кьянти выпили мы за завтракомъ? — сказалъ Крысаковъ, дрожа отъ страха.
— Сколько каждому хотѣлось — ни на каплю больше. А что случилось?
— Дѣло въ томъ — я не знаю, что со мной сделалось, но я сразу сталъ понимать по итальянски.
— Какъ такъ? Почему?
— Видите-ли, около той «дѣвушки у вратъ» стоитъ публика. Вдругъ кто-то изъ нихъ заговорилъ — и я сразу чувствую, что понимаю все, что онъ говоритъ!
