Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791) - страница 5

Пожалуй, напиши, смеялся ли ты, читав сие письмо, ибо я так и покатилась со смеху, как по написании прочла. Какой [в]здор намарала, самая горячка с бредом, да пусть поедет: авось-либо и ты позабави[шь]ся.

[28 февраля 1774]

Mon cher Ami, commet Vous portes Vous? Je Vous aime de bon coeur, j'ai tousse cette nuit beaucoup a deux reprises. Voici ce que je pense dire au Prince.[9] Прибавь или убавь, что хочешь, и то скажи — письменно или словесно ли сему быть.

Господин Генерал-Порутчик! Письмо Ваше господин Стрекалов мне сего утра вручил^>1. Я прозьбу Вашу нашла столь умеренну в разсуждении заслуг Ваших, мне и Отечеству учиненных, что я приказала заготовить указ о пожаловании Вас Генерал-Адъютантом.

Признаюсь, что и сие мне весьма приятно, что доверенность Ваша ко мне такова, что Вы прозьбу Вашу адресовали прямо письмом ко мне, а не искали побочными дорогами. В протчем пребываю к Вам доброжелательная

Екатерина

Февраля 28-го 1774-го

[1 марта 1774. С.-Петербург]

Голубчик мой, Гришенька мой дорогой, хотя ты вышел рано, но я хуже всех ночей спала и даже до того я чувствовала волнение крови, что хотела послать по утру по лекаря пустить кровь, но к утру заснула и спокойнее. Не спроси, кто в мыслях: знай одиножды, что ты навсегда. Я говорю навсегда, но со времен[ем] захочешь ли, чтоб всегда осталось и не вычернишь ли сам. Великая моя к тебе ласка меня же стращает. Ну, добро, найду средство, буду для тебя огненная, как ты изволишь говорить, но от тебя же стараться буду закрыть. А чувствовать запретить не можешь. Сего утра по Вашему желанию подпишу заготовленное исполнение-обещанье вчерашнее. Попроси Стрекалова, чтоб ты мог меня благодарить без людей, и тогда тебя пущу в Алмазный^>1, а без того, где скрыть обоюдное в сем случае чувство от любопытных зрителей. Прощай, голубчик.

[1 марта 1774]

Часто позабываю тебе сказать, что надобно и чего сбиралась говорить, ибо как увижу, ты весь смысл занимаешь, и для того пишу. Ал[ексей] Гр[игорьевич] у меня спрашивал сегодня, смеючись, сие: «Да или нет?» ^>1 На что я ответствовала: «Об чем?» На что он сказал: «По материи любви?»

Мой ответ был: «Я солгать не умею». Он паки вопрошал: «Да или нет?» Я сказала: «Да». Чего выслушав, расхохотался и молвил: «А видитеся в мыленке?» Я спросила: «Почему он сие думает?»

«Потому, дескать, что дни с четыре в окошке огонь виден был попозже обыкновенного». Потом прибавил: «Видно было и вчерась, что условленность отнюдь не казать в людях согласия меж вами, и сие весьма хорошо».

Молвь П[анину], чтоб чрез третий руки уговорил ехать В[асильчикова] к водам^>2. Мне от него душно, а у него грудь часто болит. А там куда-нибудь можно определить, где дела мало, посланником. Скучен и душен.

[После 1 марта 1774]

Миленький, какой ты вздор говорил вчерась. Я и сегодня еще смеюсь твоим речам. Какие счас[т]ливыё часы я с тобою провожу. Часа с четыре вместе проводим, а скуки на уме нет, и всегда расстаюсь чрез силы и нехотя. Голубчик мой дорогой, я Вас чрезвычайно люблю, и хорош, и умен, и весел, и забавен; и до всего света нужды нету, когда с тобою сижу. Я отроду так счастлива не была, как с тобою. Хочется часто скрыть от тебя внутреннее чувство, но сердце мое обыкновенно пробалт[ыв]ает страсть. Знатно, что полно налито и оттого проливается. Я к тебе не писала давича для того, что поздо встала, да и сам будешь на дневанье.

Прощай, брат, веди себя при людях умненько и так, чтоб прямо никто сказать не мог, чего у нас на уме, чего нету. Это мне ужасно как весело немножко пофинтарничать