Чтобы съесть все, без остатка, много времени не потребовалось.
— Не вылизывай тарелку! — сердито ругнулась на дочь мама. — Налей воды, размешай и выпей.
— Но так вкуснее…
— Не веди себя как животное! Просто сделай так, как тебе говорят!
Рими сжалась от окрика и подчинилась. Вчера на нее тоже ругались, но не так сердито, как сегодня. Неужели это так плохо, плошки вылизывать? Ведь если размешать остатки в воде, то совсем вкуса не остается. Хочется ведь еды, а не воды!
Закончив с завтраком, девочка спряталась обратно в свой угол и задремала. Не хотелось ни играть ни что-либо делать. Хотелось спать. И есть. Скорее бы обед. Может быть, к обеду папа и мама ее простят?
Обед был, как и завтрак, необычно сытным.
— Ешь, — сказала мама, подвигая полную каши плошку к дочери. — Сегодня нам нужно пойти на работу. Дров совсем мало осталось. Ты поможешь мне собирать хворост.
Дело привычное. Интересно только, куда они с мамой сегодня пойдут? На заросшие склоны? Или к старым домам? Если за хворостом, то, наверное, на склоны, где кустарников много. А жаль. В старых домах, которые на дрова разбирают, что-нибудь интересное можно найти. Игрушку какую-нибудь поломанную. Или страничку от книжки с картинками.
Белые крупные хлопья падали с небес и устилали склоны, пряча любые следы. Горы, словно в тумане, утонули в белой пелене размеренно и плавно кружащихся снежинок.
Рими устало плелась за мамой. У нее не осталось сил даже ныть и жаловаться. Еще немного, и она просто упадет в снег.
«На заросших склонах весь хворост уже собрали, — сказала дочери мать, когда они собирались выходить из дома. — Мы пойдем в другой лес, подальше, где много дров».
Ох и далеко же этот другой лес! Как после такого трудного пути еще и работать?
Не осталось сил даже думать. Девочка просто плелась за матерью, как и любой ребенок, во всем доверяясь взрослому человеку.
Пока их путь пролегал по продуваемому ветрами и почти лишенному снежного покрова склону горы, идти было относительно легко, но потом началась пересеченная глубокими трещинами низина, и, по пояс увязая в мокром, тяжелом снегу, Рими не выдержала. Лишившись последних сил, она упала и заплакала бы, но ее обняли и подняли руки матери.
Разом забыв про усталость и мучения, девочка прижалась к маме и только тихо всхлипнула. Хорошо, когда рядом есть кто-то, кто заботиться о тебе. Хорошо на руках у мамы. Так хорошо…
Женщина шла сквозь снегопад еще часа полтора. Начинали сгущаться сумерки, и в бесконечной снежной пелене даже взрослый рисковал безнадежно заблудиться. Достаточно.
Высмотрев небольшую пещерку в склоне горы, даже не пещерку, а занесенный снегом каменный навес, крестьянка посадила дочку на камень у стены и села на корточки рядом с ней. Женщина хотела заговорить, убеждая девочку подождать ее здесь, но беспокойство и волнения оказались излишни. Безмерно уставшая и измученная долгой голодовкой, пятилетняя малышка укачалась на руках матери и мирно спала, посапывая маленьким носиком.
Так даже лучше.
Женщина поднялась и отступила от каменного навеса. Последний раз взглянув на дочку пустым, мутным от усталости и безысходности взглядом, она отвернулась и хотела скрыться в снежной пелене, но девочка вдруг, очнувшись от сна, потянулась за ней.
— Мама…
И тогда нервы крестьянки не выдержали. Резко сорвавшись с места, она бросилась в ночь и побежала прочь от крошечной пещерки.
— Мам! Мама! — Рими поднялась, удивленно и испуганно захлопала глазами. — Мам, ты куда? Мама! Мама, подожди!
Мать не возвращалась, и девочка побежала за ней, громко крича и плача.
— Мама, не бросай меня!
Крики ребенка растворялись в бесконечной белой мути. Ноги малышки увязли в снегу, она упала и, пытаясь подняться, принялась барахтаться.
Что случилось? Почему мама убежала? Почему оставила ее здесь?
— Мама!!!
Снег кружил, заметая следы. Ночь, грозящая холодом и темнотой, захватывала горы в свои объятия.
Маленькая девочка, дрожащая, перепуганная и растерянная, подавилась криком, притихла и прислушалась.
Ни одного, даже самого тихого звука. Ни неба, ни земли. Только сумерки и снег.
Рими заплакала снова, принялась звать маму и попыталась идти. Мыслей не было никаких. Только страх и растерянность. Обычные чувства для ребенка, что впервые в жизни остался совершенно один.
