Батыр с первого же дня сдружился с Колей. Все свободное время они проводили вместе, перешептывались, заливались смехом, засиживались допоздна. Сейчас братья спали, крепко прижавшись друг к другу, точно им не хватало места на широкой постели. «Надо же так мучиться! — смеялась про себя Мехриниса.— Чем тесниться, лучше бы один из вас устроился с другой стороны сандала!» Братья спали вдвоем на одной подушке. Колина голова сползла вниз. Одну руку он подсунул брату под голову и, лежа на спине, тихо дышал. Батыр спал на боку, повернувшись лицом к Коле, и мерно посапывал. Глядя на них, Мехриниса улыбалась от радости. Даже родные братья, наверное, так не привязываются друг к другу. Что было бы, если б они невзлюбили друг друга? Когда Коля говорит Батыру «ака», у него с уст капает мед, а Батыр не может съесть и одной изюминки, не поделившись с Колей...
Махкам-ака еще до рассвета ушел в свою кузницу и так увлекся работой, что забыл о завтраке. Пришлось посылать за ним Остапа.
Семья редко собиралась за дастарханом в полном составе. Чаще всего отсутствовали Махкам-ака и Коля, работавшие посменно. У Батыра были неопределенные часы работы. Утром он уходил поздно и часто возвращался ночью.
Махкам-ака, войдя в комнату, сразу заметил, что за дастарханом нет старших сыновей.
—Не стала будить, пусть выспятся, потом позавтракают,— сказала Мехриниса.
Кузнецу хотелось разбудить ребят, но он послушался жену. Сегодня была Сашина очередь сидеть рядом с Махкамом- ака. Кузнец опустился на курпачу, с нетерпением поглядывая на дверь и втайне надеясь, что Батыр и Коля вот-вот появятся. Думая об этом, забыл о Саше. Увидев, что отец не обращает на него внимания, Саша горько заплакал.
—Ой, запамятовал я, сынок, ну-ка, ну-ка... Пришел бы сам и сел,— пытался утешить мальчика Махкам-ака, усаживая его на колени.
Дети завели шумный и оживленный разговор. Чем громче они шумели и щебетали, тем больше радовался Махкам-ака. У Мехринисы терпения было меньше, однако, чтобы не огорчать мужа, она тоже не вмешивалась. Проследив, чтобы каждый наелся, Мехриниса начала убирать самовар. Махкам-ака остался с детьми.
Марика забралась на колени к Махкаму-ака. Леся обняла отца за шею, теребила его бороду, твердила:
—Дадам, узимнинг дадам[69].
Саша и Леша подкрались сзади и, вцепившись одновременно кузнецу в плечи, повалили его. Абрам не растерялся и тут же оседлал отца:
—Покатайте на верблюде, ну, покатайте.
Махкам-ака, тяжело дыша, пополз по полу, заливаясь довольным смехом. Мехриниса наконец не выдержала:
—Эй, прекратите немедленно! Если будете приставать, он опять уедет! — крикнула она.
—Правда, дада? — испугалась Леся.
—Куда же он уедет? Скажи: «Никуда не уедет, останется с нами»,— улыбнулся Махкам-ака, подхватывая на руки Марику.
Воспользовавшись некоторым затишьем, Витя и Сарсанбай, обменявшись таинственными взглядами, пробрались поближе к отцу.
—Дада, пойдем в кино,— хитро сощурив и без того узенькие глазенки, предложил Сарсанбай.
—Очень хороший фильм,— торопливо поддержал брата Витя.
—Что за фильм? — Махкам-ака опустил девочку на пол.
—«Чапаев»! — закричали почти все в один голос. — Разве вы не видели? — удивился кузнец.
—Посмотрим еще раз, дада.
Махкам-ака стал обшаривать карманы пиджака, достал деньги. Сосчитал. Затем сосчитал детей.
—А ведь не хватает на всех.
Дети умолкли, помрачнели, ожидая решения отца.
—Сарсанбай, Остап, Ляна, вы пойдете в следующий раз, ладно? Остальные сегодня... Вот все деньги, что у меня есть. Казначеем назначаю Витю.
Счастливчики, которым предстоял поход в кино, окружили Витю. Разочарованный Сарсанбай нахмурился и отошел в сторону.
Остапу стало жаль Сарсанбая, он обнял брата.
—Папа же тебе сказал — пойдешь в следующий раз.
Мехриниса упрекнула мужа:
—Что за привычка у вас! Очень нужно прямо сейчас идти в кино! Если им поддакивать, они вам на шею сядут!
—Ладно, оставь их, пусть! — отмахнулся Махкам-ака и решительно направился будить Батыра и Колю. Не открывая двери, он с силой постучал в нее кулаком: — Ну, вставайте, лежебоки!
В комнате зашевелились.
Махкам-ака спустился во двор и пошел в кузницу.
