— Ну вот, все же у вас есть кое-что общее: обидчивость, — говорит Молли.
— Нет, — говорит Дик, — просто мы не терпим всякой чуши от изнеженных южан.
— На самом деле она из Уэльса, — говорю я, утирая платком свой красный нос.
— Ага, значит, ты и разговаривать почти что не умеешь? — говорит Дик Молли. — И, к твоему сведению, у нас всегда была площадка для крокета, потому что мы росли в большом доме с большим садом. Побольше, чем у тебя, может быть.
— Э-э, едва ли, Дик. Ее папаша владеет доброй половиной Уэльса.
— А! Ну ладно, — говорит Дик.
— Боже мой, вы настолько похожи, что просто жутко становится, — говорит Молли.
— Выбирай же, о женщина, — говорю я.
— Ничего не получится, — говорит Молли. — Так уж устроен слабый пол. Наши мозги не могут сосредоточиться в одном месте.
— Ну, Дик, теперь ты видишь, почему она получает стипендию?
— Да, она свое дело знает, — говорит Дик.
— За это вы явно должны поставить нам выпивку в Кладовой, — говорит Маркус.
— Это за что? — спрашивает Дик.
— Расизм. Сексизм. И оскорбление моей сестры.
— Маркус считает себя левым, потому что был в Никарагуа, — объясняю я Дику.
— А не должен ли он нам выпивку за то, что облажался в крокете? — говорит Дик.
— Несомненно. Но чтобы покупать выпивку в Кладовой, нужно быть членом колледжа, — говорю я и добавляю, обращаясь к Маркусу: — А тебе не кажется, что нам нужно поберечь себя перед вечером?
— Куда вы, мальчики, собрались? — спрашивает Молли.
— Они идут в новый клуб, где нужно слизывать сперму с задницы друг у друга.
— Очень мило. А ты, Дик?
— Я, вероятно, обойдусь «Макдоналдсом», — говорит он. — С двойным майонезом.
— Извини, я так пошутил, — пытаюсь уверить я, мучаясь от очередного приступа сильного чиханья. — Черт, пыльца сегодня злая.
— Или мы пьем прямо сейчас, или я отбываю, — говорит Маркус.
— Как хочешь. Мне нужно пойти за таблетками от аллергии.
— А кто тогда подпишет счет? — говорит он.
— Я, если хочешь, — говорит Молли.
— Я думал, что ты возвращаешься в библиотеку, — говорю я.
— Одна работа, и поиграть некогда, — говорит Молли.
— Ха, ты никогда не приходишь поиграть со мной, — говорю я.
Она слегка щиплет меня за щеку.
— Ты же никогда не просишь.
* * *
Когда где-то после полуночи я, спотыкаясь, возвращаюсь назад через ворота, я сильно пьян, хотя бывало и хуже. Пьян, но не настолько, что меня может вырвать — это уже произошло сегодня дважды, и мне стало гораздо лучше. Но пьян настолько, что вижу себя самым очаровательным и занимательным собеседником на свете и ощущаю потребность поделиться этим видением со всеми, кого только встречу.
Проблема лишь в том, что все спят. Я сомневаюсь в том, что хотя бы Дик еще не спит, но если я как бы по неосторожности подниму шум, когда войду — он спит на походной циновке на полу в той части комнаты, где я занимаюсь науками, — мне, может быть, удастся пробудить его в достаточной мере, чтобы он смог послушать мои рассказы. А какие у меня рассказы!
Про сперму в них, к счастью, ничего, хотя мы по очереди слизывали мороженое с пупков друг у друга — мальчики и девочки, и я думаю, что это ужасное декаденство. Я думаю также, что Дик оценит замечательное правило, изобретенное нами, которое запрещало мужчинам пользоваться туалетом, а писать они должны были прямо из окна; особенно весело было, когда некоторые девочки тоже попытались это делать, и привлеченный шумом помощник декана поймал их на месте преступления.
Но, войдя в проход, ведущий от Том-Квода к Пекуотеру, я изобретаю нечто лучшее. Каким-то удивительным чудом у Молли все еще горит свет. Она наверняка работает, стараясь наверстать упущенное в этот день, и очевидно, что в такой час бедной девочке просто необходимо, чтобы ее кто-нибудь развеселил. И правда, разве не об этом она просила меня сегодня, когда ущипнула за щеку?
Какие могут быть сомнения? Все становится на свои места. Молли так же охвачена страстью ко мне, как все это время я тайно был охвачен страстью к ней. И утром, после занятия, она надеялась, что я скажу ей об этом. Но по глупости своей я застеснялся и все испортил, так ведь?
Ну, на это раз я ничего не испорчу, потому что мне, слава Богу, поможет алкоголь. На этот раз я расскажу ей все как есть.
